Суть вещи - стр. 19
– А было дальше? – Лиза впивается одной рукой в другую, чтобы не мешала слушать.
– Ха! Еще как было! Думаешь, как я в СК оказался? Родители приходить не перестали. Только меня к ним на пушечный выстрел!.. А беседует с ними теперь дознаватель Витёк. Специально его вызывают для такой беседы, понимаешь? Все дежурные в курсе Витька. Может, кстати, ты видела. Приезжает такой, на аккуратном темном мерсе, аккуратно, по-тихому с матерью беседует. Или с отцом, так даже легче. И после каждой такой беседы родитель уходит и не возвращается больше. От подачи заявления отказывается. А если заява официально не принята, то ее и не существует вовсе. Нарушение? Да! Но хер докажешь! У меня до недавнего времени договоренность с их дежурными была. Они мне о встречах родителей с Витьком сообщали. Я данные втихаря записывал. Ну, там, мало ли что. На родителей, опять же, выйти пытался сам. А потом всех дежурных разом сменили. И все. И инфы взять неоткуда. И ничего, ничего сделать нельзя. А я пытался. Думаешь, почему я до сих пор капитан? А еще…
– Еще? – Лизе кажется, что на нее катится не машина, а целый поезд. Звук Митиного голоса вдруг рассинхронизируется с изображением. Лиза снова закрывает глаза, но в темноте тошнит еще сильнее.
– Еще! Был еще звонок. С самого верху, Лиза. С такого верху, что стоит там чихнуть, и мы все тут полетим кверху тормашками. Знаешь, как летают кверху тормашками?
Не разжимая век, Лиза кивает.
– Вижу, доходит помаленьку, да? Так вот, не мне – шефу моему! – позвонили оттуда и убедительно рекомендовали не принимать близко к сердцу слова разнервничавшихся родителей, если они напрямую в СК вдруг придут. Войти в их положение, понимаешь?! Не судить строго. Что-то там им показалось, этим несчастным родителям, – спору нет, отчаянные ситуации могут требовать отчаянных мер! Мало ли какая там методика у уважаемого профессора! – но это же не повод великолепного специалиста под цугундер подводить? Светило! Последнюю надежду безнадежных детей! И знаешь, что меня добило? “Кому мы должны верить? – спрашивает шеф меня на полном серьезе. – Ребенку, который ничего не соображает, и его полоумной мнительной мамашке – или человеку с безупречной репутацией?” И – вишенкой на торте – сообщает мне, что там внучка такого человека лечится, что лучше б он мне этого вообще не говорил. В общем, у этого твоего Дервиента крыша железобетонная. Как в бункере ядерном сидит. С полком охраны. Нам до него не добраться.
– Понятно, – говорит Лиза и встает.
– Что тебе понятно? – как-то синенько говорит Митя. – Присядь, пожалуйста.
Лиза, совершенно растерянная, садится обратно.
– Что тебе понятно, Лиза? – повторяет он.
– Понятно, что ты ничего не можешь сделать. С этим Лизиным Дервиентом. Хорошо. Тогда Лиза сама.
– Ох, да хорош к словам цепляться! И в каком таком смысле “сама”? Я кому это все говорил сейчас? Что значит “сама”?
– То и значит. Лиза не будет сидеть и молчать, как будто ничего не произошло. Лиза ему скажет. Скажет все. Он тоже должен знать.
– Послушай… – Она вдруг замечает, что его руки тоже ходят ходуном. Неужели и у него браслеты? – Послушай меня. Нерационально это. Не нужно этого делать. – Митя говорит медленно, очень медленно, как будто читает по букварю. – Ты же разумный человек. Он тут же тебя уволит, это во-первых, а во-вторых, он в психдиспансер тебя пристроит – с самыми добрыми намерениями, помочь несчастной семье. С его-то связями! За тобой прямо к нему приедут. А ему потом еще и сочувствовать будут: “Хороший человек помог ненормальной, дал работу, а она, неблагодарная такая. А он, бедненький такой…” Хочешь? А чего в психдиспансер! Просто под машину или из окна пристроит, с него станется. И снова все посочувствуют, и опять ему. Надо же, какая неприятность – уборщица покончила с собой. Психика у нее была нестабильная. Мало ли что ей в голову взбрело. И чего ты этим добьешься? Только оставишь бабушку одну. Ты чего вообще хочешь добиться, кстати?