Суровая расплата. Книга 1: Тень среди лета. Предательство среди зимы - стр. 39
– О боги! – выронил Маати.
– Нет-нет, идея была блестящая. Вообрази, как глубоко он себя презирал. И я это унаследовал. Андаты – крайне противоестественные существа. Все мы стремимся вернуться в небытие, так же как капли дождя стремятся к земле. Однако нашу природу можно обмануть. Именно эту часть стиха он перенял у Мияни-кво. Три Как Одно хотела свободы, но также хотела любви. Я тоже хочу свободы, а еще хочу увидеть, как будет страдать мой хозяин. Нет, это в его замысел не входило. Он решил, что допустил небольшую погрешность, которой не придал значения, пока не стало поздно. Но вот в чем вопрос: почему он избегает тебя и не хочет учить? Почему не взял на церемонию с хаем? Я отвечу: он боится. Чтобы занять его место, тебе придется лелеять свои худшие чувства. Проникнуться той же ненавистью, что испытывал к себе безобразный, отвергнутый, одинокий Хешай – тот, кого вечно дразнили одноклассники, кто за последние двадцать лет не был с женщиной, за которую не приходилось платить, кого даже утхайемская стража считает недоразумением и терпит только по нужде. Мальчик мой, он боится за тебя. Потому избегает.
– Тебя послушать, так он полное ничтожество.
– Вовсе нет. Он тот, в кого может превратиться очень сильный человек, если поступит с собой по-хешайски.
– А зачем ты мне все это рассказал?
– Хороший вопрос, – отозвался Бессемянный. – Первый за вечер. Однако ответ даром не обойдется. Простишь меня – тогда скажу.
Маати вгляделся в нетерпеливые черные глаза и рассмеялся.
– Рад был послушать твою сказочку про чудовищ, – сказал он, – но ничего не выйдет. Уж лучше я помучаюсь от любопытства.
Андат на мгновение нахмурился, но тут же засмеялся и принял позу побежденного, который поздравляет соперника. Маати спохватился, что смеется в один голос с ним, встал и ответил позой великодушного победителя. Когда он дошел до середины лестницы в спальню, Бессемянный его окликнул.
– Хешай никогда не позовет тебя за собой. Но не откажет, если явишься сам. На следующей неделе хай будет давать большой прием. Приходи.
– Не вижу ни единой причины, Бессемянный-тя, чтобы удовлетворить твою просьбу.
– И не надо, – ответил андат со странной печалью в голосе. – Всегда поступай по-своему. Просто мне хотелось бы видеть тебя там. У нас, чудовищ, совсем немного собеседников. И веришь или нет, я хочу быть твоим другом. Хотя бы на миг. Пока мы еще вольны выбирать.
Только теперь Амат поняла, насколько зазналась. В юности она всегда помнила, что городу нельзя доверять. Для бедняков удача сменялась несчастьем в мгновение ока. Болезнь, травма, недобрая встреча – любая мелочь могла повлиять на заработок, жилье, положение. Потом, устроившись в жизни, оценивая собственный рост вместе с ростом процветания Дома, которому служит, Амат забыла об этом. И оказалась не готовой к потерям.
Первым порывом было пойти к друзьям, но их осталось меньше, чем она думала. А тех, на кого можно положиться, скорее всего, знал и Ошай со своим головорезом.
Три дня Амат спала на чердаке виноторговца, с которым у нее был роман в молодости. Он уже тогда был женат – на той самой женщине, что шаркала целый день по дому, где Амат пряталась. О них раньше никто не знал, а теперь и вовсе не догадался бы.
Комната, если можно так ее назвать, была темной и низкой – нельзя сесть, чтобы не задеть потолок. Из-под крышки ночного горшка воняло, а до полуночи вынести его было нельзя: заметят домочадцы. Над головой у Амат невидимое солнце каждый день раскаляло черепицу, а вместе с ней потолок. Амат лежала на грубой циновке, мучаясь от бессилия, и не смела шелохнуться, чтобы не выдать себя.