Супруга для покойного графа - стр. 4
Молитвы поочередно читали монахини. Они обращались к Богу за помощью лично для себя, своих родственников, страны, бедных и обездоленных…
А у меня от долгого сидения на коленях в холодном помещении уже все тело била дрожь. И ноги сковало судорогой, когда нам, наконец, позволили закончить молитву.
Двор монастыря был совсем не современный, без асфальта и без освещения. Где-то на краю сознания у меня мелькнула мысль, что это может быт подстроенный розыгрыш. Но здесь кругом было слишком много навоза и куриного помета. Такими реалистичными розыгрыши никто не делает, по-моему.
Потом нас отвели в полуподвальное помещение с очень низким потолком и, толкнув в плечо, заставили сесть за длинные деревянные столы. И были они какими-то липкими, сальными. И прямо на этот стол бросили по кусочку грубой, до конца не пропекшейся, лепешки и поставили в глиняных чашках ещё теплое молоко. Лепешку я побоялась съесть, ведь от сырого теста заводятся глисты, мама всегда это повторяла. А молоко не было пастеризованный, его, оказывается, даже не кипятили. А если пить парное молоко, то проще простого подхватить какую-нибудь кишечную палочку. Я, вообще, боялась здесь завтракать. Поэтому со стола я поднялась голодной. И никто даже не уговаривал меня поесть.
Наша с Лэлой безмолвная провожатая провела нас на второй этаж и, оставив ждать у низкой деревянной дверцы, сама прошла в помещение.
- Надо было поесть, - проговорила наклонившись ко мне Лэла. И спросила. - Тебе тошнит?
Я покачала головой:
- Лэла, мне в туалет хочется. Не знаешь, где здесь уборная?
- Туалет должен во дворе быть. Но нас туда не пустят.
- Почему? - Почти простонала я.
Я не поняла, неужели так принято издеваться над несчастными грешницами в этом монастыре?
- Настоятельница хочет с нами говорить, - важно ответила Лэла.
- А после того, как мы нужду справим, с нами уже говорить нельзя? Это было бы очень странно.
Лэла только молча смотрела на меня.
- Может, пропуск в туалет сама настоятельница выдает? - Задала я следующий вопрос.
Лэла только хихикнула.
- А, я поняла, - подолжила я играть в угадайки, - думая о недоступном удобстве, мы скорее согласимся на условия проживания в этом месте. Так?
Лэла, закрыв широкую улыбку на лице ладонью, покачала головой.
- Тогда остаётся только одно предположение: это своеобразная пытка.
И Лэла, шумно выдохнув, прошептала:
- Прости нас, Господи. Мы с тобой великие грешницы, Лиса.
Я и сама знала, что я не ангел, но вот звание "великой грешницы" я не заслужила. Наша немая провожатая вышла и, махнув рукой, пригласила нас пройти в комнату. Конечно, мы с Лэлой даже не подумали не соглашаться с немой монахиней и прошли в эту комнату, хотя мне очень сильно, почти нестерпимо, хотелось на воздух.
Комната, в которую я вошла вслед за Лэлой, была очень маленькой и неуютной. Помимо стола, занимающего большую его часть, у стены комнаты, напротив узкого окна, стоял шкаф, заставленный разными книгами.
А возле также заваленного книжками, тетрадями и свитками стола стояла женщина средних лет и пристально смотрела на нас.
Лэла первой поприветствовала местную главу. Я же повторила вслед за ней.
- Чистого вам света.
- И вам чистоты и света, дети мои, - не улыбнувшись в ответ, проговорила настоятельница этой Обители.
Ответив на приветствие, она села и сложив ладони перед собой уставилась на нас. Я пыталась понять, она играет роль хорошего или плохого полицейского. Вроде не кричала и бить не грозилась, но чувствовали мы с Лэлой себя явно неуютно.