Супермаркет - стр. 17
Вот потому-то я столь полон решимости на сей раз закончить свой роман. Вот потому-то это должно быть лучшее из всего, что я создал. Вот потому-то я был так чертовски рад встретить Фрэнка – идеального кандидата, на основе которого можно создать образ моего главного героя. Если я не закончу этот роман – тогда действительно конец. Всему конец, мне самому конец. Но наконец-то я чувствую, что готов. Полон вдохновения. Амбиций. Сосредоточен.
Прежде чем мы до этого доберемся, позвольте мне рассказать про темные месяцы, которые последовали за нашим разрывом с Лолой.
Тем вечером, когда мама привезла меня домой, я лежал в постели с высокой температурой, в лихорадочном бреду и галлюцинациях – бредил, что Лола рядом со мной, гладит меня по волосам, а потом растворяется в воздухе.
Мать периодически заглядывала ко мне удостовериться, что эта лихорадка не из тех, которые она называет «стоит вызвать «Скорую». Через два дня жар спал – но только не депрессия.
Видели, наверное, все эти суперские таймлапсы в кино, ускоренную промотку, когда часовая стрелка крутится, словно секундная… Ну да, попробуйте себе представить… только представьте, что не часы, а дни летят, как секунды.
Я был сам себе отвратителен. Практически не вылезал из постели. Практически не включал свет. Практически не двигался – разве что ходил в туалет, но даже это воспринималось, как почти невыполнимая задача. Душ принимал от силы раз в неделю, если матери удавалось меня заставить. Мог спать по шестнадцать часов в день. А потом не спать трое суток. Я затруднился бы сказать, день сейчас или ночь, не говоря уже о том, какой сейчас день недели. Ощущал себя совершенно беспомощным. Не чувствовал даже грусти. Абсолютно ничего не чувствовал. Не мог даже плакать. Мысль о том, чтобы сесть за стол перед листом бумаги, представлялась невероятным подвигом. Это была настолько глубокая депрессия, что я не мог даже рассматривать самоубийство как выход из положения.
Ощущал себя каким-то долбаным мультяшным персонажем, потому что каждый раз, когда видел себя, на мне был все тот же чертов наряд: семейные трусы, белая майка и бордовый халат. Тарелки с недоеденными сэндвичами усыпа́ли пол, окружая мою кровать со всех сторон, громоздясь друг на друга, и вдруг все разом исчезали, стоило, казалось, глазом моргнуть – как в тех самых таймлапсах в кино.
Вместе с сэндвичами копилась и почта. Корреспонденция вдруг повалила в невиданных объемах, хотя на письма мне даже смотреть было тошно. То и дело ко мне врывалась мать с сообщением, что я получил очередное письмо из какого-нибудь издательства. Она приказывала мне открыть его, но, честно говоря, мне было плевать. Я заранее знал, что там, и чуть ли не наяву слышал насмешливый голос Лолы: «Ну что, опять отказали?»
Она была такой классной, пока мы были вместе… И вправду ли я был таким неудачником, которым она меня рисовала? Неужели и впрямь дело было только во мне?
Часы крутились, кинопленка летела с головокружительной скоростью. Зима сменилась весной. А потом, в один прекрасный день, несущееся вскачь время вдруг резко остановилось.
– Флинн! – крикнула мне мама. – Сегодня тот день, когда ты сходишь в душ, побреешься, наденешь какую-нибудь одежду, прочитаешь это письмо и вернешься наконец в общество, иначе, как мне ни жаль это говорить, я соберу все твои шмотки и выброшу их на фиг на улицу!