Суперклей для разбитого сердца - стр. 27

– Забавно, – пробормотала я, поглядев на часы.

Медленно, но верно приближался мой звездный час на местном ТВ. Отпустив с миром свидетельницу Клюеву, я помахала ручкой благородным пожилым кабальеро Ване и Васе и зашагала к троллейбусу.

Ближе к вечеру в общественном транспорте заметно прибавилось народу, так что путь мой на телевидение – восемь длинных троллейбусных остановок – был не только долог, но и многотруден: я страдала от жары и духоты, и местечко усталой даме никто не уступил. Так что из троллейбуса я вылезла красная и злая, как острый перец. Очень хотелось плюнуть в кого-нибудь кипящим ядом, так что Максим Смеловский подвернулся мне весьма кстати.

– Привет бойцам видимого фронта! – сердито приветствовала я приятеля, развалившегося в креслице уличного кафе.

Пластмассовое сиденье здорово смахивало на мыльницу, а сам размякший и потный Макс – на склизкий обмылок.

– Здорово, – безрадостно отозвался он. – Видимый фронт в твоей версии – это что?

– Телевизионный эфир, конечно, – я устало опустилась в соседнее кресло и бесцеремонно потащила к себе запотевшую бутыль с пенящейся коричневой газировкой.

Успела сделать большой глоток, а потом жадина Макс отнял у меня емкость с прохладительным напитком и жадно к ней присосался.

– Что ты, Максушка, не весел? Что ты голову повесил? – вяло поинтересовалась я.

– Я готов повеситься целиком, только лень веревку искать, – горестно пробулькал Макс сквозь газировку.

Я подперла щеку кулаком, изобразила на лице доброжелательный интерес и приготовилась слушать.

Максим Смеловский большой любитель трагических монологов. Его хлебом не корми, дай только расписать в самых черных красках какое-нибудь невинное событие! Легкая головная боль для Макса – предвестник мучительной смерти, задержка заработной платы – начало конца света, а отдавленная в трамвае мозоль – доказательство непоправимого упадка уровня общественной культуры. Своими причитаниями мизантроп Максим не раздражает только одного человека – мою мамулю, которая постоянно зовет его к себе в соавторы и заодно – в зятья. Я категорически против! Не потому, что Максик мне не нравится. Нравится! Именно поэтому я не хочу убить его сковородкой в первое же утро нашего супружества, когда он скорчит трагическую физиономию над пригоревшим омлетом.

Мы с Максом старые друзья-приятели, вместе учились в педагогическом. В те стародавние времена Максимка был идеалистом и романтиком, поэтому по окончании вуза он с радостной готовностью пошел работать в школу, где целый учебный год сеял разумное, доброе, вечное. В той же борозде Макс похоронил свои иллюзии, сделавшись за непродолжительный период времени между первым звонком и последним удивительно желчным и язвительным типом. Поработав в так называемом «классе коррекции» – подразделении отборных хулиганов и двоечников, – Макс пришел к выводу, что преподавать русский язык и литературу в средней школе должны исключительно морские пехотинцы и смелые парни, окончившие цирковое училище по классу «Дрессура диких животных». Через пару лет, проведенных в поисках наилучшего места применения своих способностей, Максим пристроился на телевидение, где и процветает, получая стабильную зарплату и купаясь в зрительских симпатиях. Что нисколько не мешает ему обильно плакаться в каждую встречную жилетку на манер безутешной Царевны Несмеяны.