Размер шрифта
-
+

Супердвое: версия Шееля - стр. 8

решились открыть глаза фюреру. В ноябре сорок первого я убеждал его в бесперспективности тогдашнего противостояния с Россией. Я настаивал либо на возвращении к Договору Молотова – Риббентропа, либо на заключение пакта между Германией и Великобританией. На любых, даже самых тяжелых, условиях. Это был самый удобный момент. Через несколько дней красные перешли в контрнаступление. Я предлагал отдать Сталину все, что он потребует. Оставить рейху только Украину, Крым, возможно, Прибалтику, включая Минск и Смоленск. Это был вполне приемлемый компромисс. Фюрер ответил, он двинулся на Россию не договариваться, а навсегда устранить угрозу с востока. Навсегда!! Для этого необходимо с корнем вырвать большевизм. Это безнадежная перспектива.

Он неожиданно и вполне по-стариковски с покашливанием вздохнул.

– Скоро Новый год, за ним последует июнь, и дело моей жизни будет перечеркнуто. Перспективы безнадежны…»

* * *

«…Возвращаясь в пансион, где всем заправляла искалеченная фрау Марта, чья нелюбовь к режиму гарантировала мне и Толику спокойные ночи и возможность поговорить по душам, – я проклинал себя за легкомыслие, за неуместное во время «безнадежных перспектив» благодушие. Последние двести марок Франц выклянчил у меня под знакомство с дружком из абвера. Тот якобы согласился показать мне документы, относящиеся к концу двадцатых годов и, в частности, материалы, связанные с заброской Альфреда-Еско фон Шееля.

Пора борову рассчитаться по долгам! Не хватало, чтобы он еще прицепил меня к какому-нибудь оппозиционеру, которыми кишел вермахт.

Это никуда не годится!

Насчет оппозиционеров – это не для красного словца! Имей в виду, соавтор, германский оппозиционер – не чета русскому, тем более красному. Оппозиционер на Востоке – это разнузданный бунтарь, герой-одиночка и террорист, способный на любой безумный поступок. Здесь это возмущенный ворчливый мещанин, для которого на первом месте всегда будет стоять исполнительность. Ни о каком безумстве без приказа он даже помыслить не может. Это в России можно игнорировать распоряжение начальника – подменить его болтовней, сослаться на обстоятельства, «тянуть», как мы любим выражаться, «резину».

У нас, в Германии, это исключено…»

«…в пансионе. Фрау Марта, потерявшая во время бомбежки ступню, но всегда бодрая, приветливая, в тот день совершенно расклеилась. Я не мог пройти мимо и остановился в дверях кухни.

Хозяйка протянула мне похоронку на младшего сына

В Германии не любят слов утешений. По крайней мере, в тот момент они были не нужны. У нас принято выразить соболезнование и пройти в свою комнату. Высшей мерой сочувствия можно было считать желание постоять рядом.

Фрау Марта порывисто вздохнула.

– Последний…

После недолгой паузы хозяйка предложила:

– Я могу сварить вам кофе, господин обер-лейтенант.

– Фрау Марта, сварите из припасенного, колумбийского. Две порции. Мы полакомимся вместе.

– Благодарю, господин офицер.

Кофе, дружище, сближает людей куда теснее, чем слезы, алкоголь или барабанный бой.

У меня в номере хозяйка рассказала мне о Рудольфе, своем «маленьком Руди», какой он был смышленый, ласковый, исполнительный мальчик. О фюрере, который послал Руди на смерть, она выразилась кратко – «ему совсем не жалко наших детей». Эта откровенность пришлась мне по душе.

Страница 8