Супердиверсант Сталина. И один в поле воин - стр. 8

Подняв трубку, он сказал:

– Алло? Старший майор Судоплатов слушает.

– Товарищ старший майор, – сквозь помехи донесся окавший голос, – тут к нам доставили немецкого парашютиста…

От волнения Павел начал вставать с места.

– Что он сказал? – резко спросил он.

– Да все твердит чегой-то… Начитанный. Гёте… Чего? Как-как? Тут меня товарищи поправляют – не Гёте, а Гейне.

– Немедленно в машину! – выдохнул Судоплатов. – В Москву!

Из записок П. А. Судоплатова:

«В 1939 году, после того как П. Фитина, молодого журналиста, пришедшего сразу на руководящую работу в органы НКВД, недавно окончившего ускоренные курсы разведывательной Школы особого назначения (ШОН), и меня назначили руководителями Иностранного отдела (внешней разведки), Берия, тогдашний нарком НКВД, счел нужным разъяснить нам основные направления наших государственных интересов в тайных взаимоотношениях со странами Запада. Его высказывания со ссылками на «указания тов. Сталина» резко контрастировали с официально провозглашенными на XVIII съезде ВКП (б) целями «советской внешней политики». Считаю нужным воспроизвести их по памяти.

«Не думайте, что ликвидация Троцкого может подменить трудную и важнейшую вашу задачу обеспечения по линии разведки важнейших акций советской внешней политики, – говорил Берия. – Надо научиться защищать методами агентурной работы наши позиции в местах, где у нас переплетены интересы с противником и где без тайного сотрудничества в силу ряда соображений ни англичанам, ни французам, ни американцам, ни японцам, ни немцам без нас не обойтись. И наша разведка должна сопровождать акции действия советской дипломатии, во главе которой поставлен В. Молотов».

Эйтингон решительно подсел к столу и велел:

– Рассказывай!

Судоплатов откинулся на спинку скрипучего стула, закрыл глаза, отер ладонями лицо, как правоверный мусульманин, и медленно заговорил:

– Уже год я держу все в себе и, знаешь, очень рад, что могу, наконец, исповедоваться.

– Я не поп, – криво усмехнулся Наум, – и даже не раввин.

– Так и я не верующий!

– А почему мне?

Павел глубоко вздохнул.

– После смерти Сталина в партии начнется грызня, и верх возьмет Хрущев, – медленно проговорил он. – Берию арестуют и сразу же расстреляют, а нас с тобой, как пособников наркома, посадят. Тебя на двенадцать, меня на пятнадцать лет. Допрашивать будут жестко. Мне пункцию возьмут из спинного мозга, да так неаккуратно, что потом всю жизнь сидеть будет больно. И без глаза останусь, и три инфаркта заработаю. Тебе тоже достанется, но меня ты не сдашь. Да я и так был в тебе уверен…

Эйтингон выглядел растерянно и жалко.

– Вопросы – потом, – вздохнул Судоплатов, – хотя я и сам ни черта не понимаю. В общем, прожил я долгую жизнь, а осенью 1996-го… Да-да, одна тысяча девятьсот девяносто шестого года! Не знаю, что тогда случилось. Вроде как гроза собиралась, а я, дряхлый старикан, еле плелся, добираясь до дачи. Сверкнула молния и…

– И? – напряженно спросил Наум.

– И я очнулся здесь, в этом здании. Был май 41-го, как раз перед твоим приездом. И вот я, старый дед, вдруг ощущаю себя в этом вот теле, вполне еще молодом и отменно здоровом! Знать бы, как и что произошло… Да хоть назвать это как? Переселение души? Перемещение сознания? Как хочешь, так и называй, а только вот он я! И мне в этом году стукнет девяносто.