Суперагент Сталина. Тринадцать жизней разведчика-нелегала - стр. 31
– Может быть мы вместе прогуляемся до дворца Чапультепек? Кстати, как вас зовут?
И тут она вспомнила о пароле, но не назвала его, а легонько пожала худыми плечиками, улыбнулась грустной, но доверчивой улыбкой и тихо спросила:
– А вы кто? Родригес или Мануэль?
– И тот и другой – это все я. А вы кто?
– Меня зовут Лаура. – Лицо ее потеплело, тонкие ярко-красные губы тронула едва заметная улыбка и, подойдя поближе к нему, она стала рассматривать его без стеснения. Григулевич понравился ей: он был на голову выше нее и красив собой – карие веселые глаза, умное благородное лицо и будто нарисованные черным жирным карандашом привлекательные усики. Она продолжала смотреть на него умиленными глазами и ничего не могла с этим поделать.
Иосиф тоже, как зачарованный, нежно смотрел на ее природное изящество, так не характерное для многих молодых и полных латиноамериканок, которых он не раз встречал на улицах Мехико и Буэнос-Айреса.
– И долго мы будем тут стоять? – улыбнулась она, и карие глаза ее засверкали, как драгоценные камни.
Первоначальная мягкость и приветливость Григулевича исчезла.
– Между прочим, вы должны были назвать мне пароль, чтобы удостовериться, что я являюсь именно тем человеком, с которым вам надлежало встретиться.
Лаура, кивнув, рассмеялась.
– Том очень точно обрисовал мне ваш внешний облик, поэтому я и подошла к вам так смело и уверенно. Но если вы продолжаете не доверять мне, то, пожалуйста… Вот пароль: «Как пройти к дворцу Чапультепек?»
– Это уже другое дело! К дворцу Чапультепек мы можем вместе пройти по бульвару Пасео-де-ла-Реформа. И если бы вы сразу назвали эти слова пароля, то мы не стояли бы так долго здесь.
– Ах, вот как! Оказывается, я виновата? – Улыбка Лауры приняла оттенок ироничности.
– Вы ни в чем не виноваты… Но таковы законы моей работы, – ответил серьезно Иосиф.
– И в чем же выражается ваша работа?..
– Я – работник Коминтерна и этим все сказано. Давайте все же пройдемся до дворца Чапультепек.
– Скажите, Мануэль, а зачем я понадобилась вам? – поинтересовалась она, шагая рядом с ним.
– Чтобы защитить вас, мексиканцев, – полушутя ответил Григулевич и попросил называть его на «ты».
– А от кого защищать, если не секрет?
– От германского фашизма и американского империализма, – продолжал он с юмором вести разговор.
Ей нравился его беспечный голос и неторопливые, остроумные ответы на вопросы. И вообще он был ей по душе.
– Если я правильно поняла, ты не любишь немцев и американцев.
– Если говорить серьезно, я, действительно, не люблю немцев за фашизм и развязанную ими войну в Европе, – согласился он.
– А как же быть с Моцартом, Бетховеном и Вагнером?
– Германия для меня – это прежде всего фашизм, а потом уже Моцарт, Бетховен и Вагнер, музыку которых я всегда высоко ценил. А к американцам я отношусь неприязненно за то, что они вмешиваются во внутренние дела стран Латинской Америки, в частности Мексики.
– Ну хорошо, что же в таком случае требуется от меня, простой учительницы? Чтобы я тоже не любила немцев и американцев?
– Нет, не это. Я прошу тебя рассказать все о себе.
– Зачем тебе это?
– Сейчас объясню. В Европе, как известно, молодой человек ухаживает за девушкой долго и тактично, окружает ее вниманием, старается сам изучить ее мысли, взгляды на жизнь и тому подобное. А в Испании другой обычай: брать понравившуюся девушку штурмом…