Сумасшедшая принцесса - стр. 28
– Вы понимаете, что это означает? – спросил он, указывая на клеймо «Солле де Грей» украшающее мой клинок.
– Знак сильфского рода де Грей, чего же тут непонятного! – ответила я.
Все еще подрагивающей рукой незнакомец извлек из ножен свою великолепную рапиру и показал мне ее лезвие, где красовался точно такой же знак.
– Разрешите представиться, барон Генрих де Грей, последний из рода де Грей! – церемонно произнес черноволосый.
– Живой сильф! – растерянно прошептала я.
Генрих сидел на бревне и сиял улыбкой ярче новенькой золотой монеты. Видно было, что мой изумленный вид доставляет ему огромное удовольствие. А мне прямо так и хотелось заставить его подняться на ноги и обойти вокруг этого живого чуда. Настоящий сильф! Вот это да, гоблин меня раздери!
– Генрих, – не удержалась я, – да последнего сильфа видели гоблин знает сколько сотен лет назад!
– Совершенно верно! – ухмыльнулся сильф. – С тех пор мы прочно обосновались в Черных горах, а горы самое надежное хранилище для секретов!
– Ни в одной книге я не смогла найти хоть какого-нибудь намека на то, как выглядят сильфы.
– Мы нарочно запутали хронистов, – охотно пояснил барон, – но нас еще называют фавнами и сатирами…
– Фавнами, – задумчиво протянула я, – но ведь у фавнов есть копыта!
– Сударыня, – смех так и распирал сильфа, – я конечно согласен с вами, что все мужчины козлы! Но… но не до такой же степени! – и Генрих продемонстрировал мне стройную длинную ногу, обутую в элегантный сапог.
– Я также слышала, что у фавнов есть рога! – Я игриво подмигнула Генриху.
Барон сделал постное лицо:
– Как вы можете шутить такими вещами, Ульрика, ведь я еще не женат…
Не удержавшись, мы расхохотались на два голоса. У барона оказалось великолепное чувство юмора.
– Но, кажется, в одном летописи не ошибаются, – отсмеявшись, уже серьезно заявила я, – в них говорится об уродстве фавнов.
– Судите сами! – Генрих протянул руку и сдернул черную маску, закрывавшую его лицо.
Я жадно взглянула.
Может быть, хронисты вкладывали какой-то другой смысл в слово «уродство», или я не слишком разбиралась в мужской красоте, но лицо Генриха не произвело на меня отталкивающего впечатления. Когда-то нянюшка Мариза говорила, что мужчину можно считать красивым, если он чуть-чуть симпатичнее гоблина. Гравюр, изображающих гоблинов, в библиотеке замка Брен хранилось предостаточно, но мне бы и в голову не пришло сравнить лицо барона с их отталкивающими, угрюмыми мордами. Генрих обладал высоким лбом мыслителя и прекрасными бархатистыми карими глазами, окруженными густыми черными ресницами, которые не посрамили бы любую придворную красавицу. Безупречной формы алые губы под тонкой полоской ухоженных усов и тяжелый мужественный подбородок. Лишь средняя часть его лица, именно та, которую он закрывал черной маской, не соответствовала классическим канонам красоты, так часто воспеваемым в эльфийских балладах. Узкий, длинный, крючком загнутый нос и окружающие его глубокие извилистые борозды – что-то среднее между морщинами и шрамами, привносили в лицо Генриха ауру хищности и чуждости, непривычную человеческому взору. Да, без маски барон привлекал бы слишком много испуганных взглядов. Но я, увидевшая открытое лицо Генриха, всем сердцем ощутила то особое родство – родство прячущихся под масками изгоев, которое наполнило мою душу огромной симпатией к благородному сильфу, и, повинуясь безотчетному импульсу, я протянула руку и нежно, самыми кончиками пальцев погладила грубые рубцы. Генрих вздрогнул всем телом и, схватив мою ладонь, приник к ней горячим поцелуем.