Сулла бы одобрил - стр. 27

Я напомнил:

– Так что насчет стартапа?

Фальстаф вздохнул, а потом приподнял плечи, вид такой, что бросается в прорубь.

– Я, – сказал он все еще с некоторой нерешительностью, – все обдумал и перепроверил. Пора и нам из зоны комфорта, пока не вытащили за шиворот и не проводили пинком под мягкое место, что уже совсем… не мягкое, а уже весьма мозолистое. Если у Берлога получится насчет финансовой кормушки, а это главное…

– Счет? – потребовал я.

Фальстаф оглянулся на Сарумана, тот чуть повернулся в кресле, тяжеловесный, как авианосец, вперил в меня полный подозрения взгляд.

– Что-то, – проговорил он весомо, словно оживший айсберг, – ты совсем цифровик. Прешь, никаких в тебе сомнений… Счет сегодня же открою. Я во главе, если вы оба не против, Фальстаф официальный соучредитель, Берлог негласный…

Он сделал вполне понятную паузу, я сказал поспешно:

– Прекрасно! Я счастлив уже тем, что жив, это ваша заслуга. Потому хоть дворником, все равно здорово, я счастлив выше крыши.

Саруман благосклонно наклонил голову, для него важно, чтобы ничего не менялось в нашей иерархии, он возглавляет отдел уже тридцать лет, пусть все останется таким же и на новом месте.

Фальстаф торопливо подключил соседний дисплей, повернул, чтобы и я видел, отыскал сайты банков и «Госуслути». Любые бумаги, что сейчас уже не на бумаге, хоть и «бумаги», можно собирать вот так, а потом в два клика в нужное место.

– Шеф?

Саруман, к которому впервые обратились вот так, довольно заулыбался и с неспешностью повернулся вместе с креслом к экрану Фальстафа.

Я терпеливо наблюдал процесс начала оформления стартапа. Сам бы сделал все в миллионную долю секунды, но Саруман должен чувствовать свою роль шефа, пусть, он же и был им в нашей группе, но там над ним целая пирамида, а теперь будет на вершине пусть и мелкого, но самостоятельного предприятия.

Фальстаф едва не повизгивает от радостного возбуждения. При таком раскладе и жалованье можно повыше нам троим, пусть даже двоим, и деньгу на кусок земельки под дачу…

Молодцы, подумал я. Не сразу, но поняли, что если я выжил, то в цифровом мире в самом деле могу перебрасывать деньги, что уже только цифры, со счета на счет, а следы в состоянии затереть так, что любой суперпрограммист только руками разведет и хлебалом щелкнет.

И оба будут спешить, неизвестно сколько продержусь в разъедающем меня, как горячая вода кусок сахара, цифровом мире.

Я сказал с рассчитанной нерешительностью:

– Вообще-то я бы предложил к проблеме вечной жизни, которую штурмуем вот уже тридцать лет, зайти с другого боку…

Саруман смолчал, шеф должен откликаться только на важное, Фальстаф спросил живо:

– Ты о чем?

– О цифровизации, – пояснил я, – простой народ ее не примет и в цифру перейти не захочет. Уже по себе зрю. Там почти все растворятся, это как два пальца… Но каждый хотел бы жить вечно или бесконечно долго вот так, как живут сейчас. Это им понятно и наглядно. Все то же самое, но вечно.

Саруман нахмурился, но снова смолчал, Фальстаф высоко вскинул брови, ну вылитый Брежнев, только толстый и авто водить не умеет.

– Что значит, – уточнил он, – как есть? Мы не медики!

– Медицина, – пояснил я, – сейчас сплошное Бородино и Аустерлицы. Я же не предлагаю разрабатывать новые лекарства, биология не наша отрасль. Мы физматики, вполне можем посоревноваться в разработке наноботов, что будут плавать в крови и обеспечивать круглосуточный надзор за здоровьем.