Сулла бы одобрил - стр. 24
Здорово, что с такой легкостью решаю проблему, для цифровика это запросто, могу и что-то еще, помимо знания языков, это мгновенно станет моей частью.
Погоди, но я стану уже не совсем человеком, если смогу вот так себя дополнять и менять с поразительной легкостью.
Хотя почему нет? Почему я должен оставаться тем самым уродом, который то ли слез с дерева, то ли вышел из пещеры, даже иностранный язык заучивает с огромным трудом и усилиями, теряя месяцы?
Стоп-стоп, сказал я себе предостерегающе. Вспомни, тебе не тридцать, а почти девяносто, должен вести себя мудро и намного осторожнее.
Как быть человеком, знаю, а как быть и к чему приведет такое… апгрейдивание, неведомо, лучше не торопиться. Обдумать.
Вдруг я уже опасен?
Человек не задумывается о несправедливостях бытия, просто живет, у всех же так, но я не все, мне выпал шанс получить неслыханную силу.
И что же, существовать как те, у которой ее нет, не пользуясь?
Дело не в том, что я умею делать. Дело в том, что я умею делать очень много. И мощь свою даже сам не могу измерить.
Понятно, что никого к такой мощи допускать нельзя. И я не допущу. По крайней мере, постараюсь.
Но эта мощь есть у меня. Иметь и не пользоваться – это не для человека. Но я уже не подросток, который все знает, все умеет, и готов рулить хоть политикой всех стран и народов, хоть экономикой всей планеты.
Я на сегодня самый сильный в мире, но это не значит, что самый мудрый… ну да ладно, самый мудрый, согласен, иначе с такой мощью спрячься под корягу и сиди, сопи в две дырочки, только бы ничего не сломать и не испортить?
И вот у этого мудрого мощь, какой ни у кого не было. Так что делать? Ничего – отметается, даже рассматривать не буду. Это только в плохом кино герой, которому выпала великая мощь, кричит в панике: не хочу быть могущественным, хочу быть серой мышью и сидеть в норке!
Никто не отказывается от мощи. Мне в силу возраста и все перепробовавшему для себя уже ничего не надо. Но для меня важно, чтобы род человеческий был сейчас и оставался вовеки.
А что он в опасности, что серьезно болен, видно уже всем, об этом только и трубят во всех СМИ.
Только в Москве установлены двенадцать миллионов видеокамер, около миллиона на перекрестках улиц, в аэропортах и вокзалах, остальные – в офисах, магазинах, парках, даже в зонах отдыха, а сколько в квартирах, вообще только Господу ведомо.
Естественно, у меня доступ ко всем. Еще не наловчился просматривать их разом, пока что кластерами, сейчас вот внимание прицепилось к двум полицейским, где молодой что-то горячо доказывает старшему то ли напарнику, то ли просто коллеге, размахивает руками, чуть не подпрыгивает, а тот прислонился к стене и наблюдает со снисходительной усмешечкой все повидавшего и всему знающего цену человека.
Я включил звук, услышал голос этого бывалого и все повидавшего, просто Гильгамеш в натуре, говорит примиряющим тоном:
– Стихни. Начальство не любит слишком… самостоятельных. Чуть что, это же с них спросят! А тебя сперва в регулировщики на самый сраный перекресток, потом вообще уволят.
Молодой с жаром огрызнулся:
– Но что-то делать надо? Видим, кто где ворует, кто подличает, кто сидит только для того, чтоб по папиной протекции хапнуть звание вне очереди?
– Справимся, – сказал бывалый. – Постепенно. Сам знаешь, цифра на марше, видеокамер на улице больше, чем ворон, каждый шаг пишется, анализируется, кол им в задницу! Скоро скрыть совсем ничего и никак. Зато преступности каюк, и наш бардак рассосется.