Суфражизм в истории и культуре Великобритании - стр. 8
Экономическая недееспособность замужней женщины проявлялась и в том, что она не могла без разрешения супруга подписывать деловые бумаги или брать кредит. По закону муж мог отказаться оплачивать покупки жены, если он не уполномочил ее сделать их. Исключение составляло только приобретение товаров, необходимых для поддержания жизнедеятельности семьи, но решение об их оплате в данном случае принимал суд.
Закон не обязывал мужа содержать жену. Как отмечала в своем памфлете К. Нортон, «это не является его обязанностью перед ней, это является его обязанностью перед страной: он должен следить, чтобы она не обременяла приход, в котором живет. Если будет доказано, что у нее достаточно собственных средств или она получает поддержку со стороны родных или друзей, он освобождается от этой обязанности и не должен обеспечивать содержание детей, даже если он растратил ее состояние» [22]. Поэтому женщине, разъехавшейся с мужем и не имеющей родственников, которые могли бы ее содержать, приходилось обращаться к властям. Они были вынуждены периодически компенсировать несовершенство закона судебными решениями по каждому отдельному случаю. Так, жена, чей муж без существенных причин отказывался ее содержать, могла арендовать жилье и брать в кредит товары для поддержания жизни, и суд мог обязать мужа заплатить за них. Если жена попадала в работный дом, власти были в силах заставить мужа оплатить ее содержание. Таким образом, суд мог предоставить женщине право на материальную поддержку со стороны мужа, но не гарантировал ее в принципе.
Кроме того, по закону было установлено, что муж имеет полное право не только на имущество, но и на личность своей супруги. На практике это означало, что «под полным контролем мужа была не только собственность жены, но и ее передвижения. Например, замужняя женщина не должна праздно слоняться по улицам, и если она это делает, муж имеет право запереть ее» [23].
Недееспособность женщины выражалась и в отсутствии права опеки над своими детьми. В случае расставания супругов дети оставались с отцом. Расторжение брака представляло собой длительный и сложный процесс для обоих, но положение мужа было более выгодным. Суд мог дать разрешение только на разъезд супругов, но для развода требовалось принятие специального парламентского акта, что делало его доступным для немногих представителей высшего класса. Инициаторами развода практически всегда выступали мужчины, которым было достаточно предъявить доказательство неверности жены. Причем жена не имела права защищать себя и доказывать ложность обвинений. Фактически замужняя женщина могла рассчитывать только на получение разрешения о раздельном проживании, но и это была долгая и унизительная процедура. Как писала К. Нортон, «если жена требует по суду разрешения на разъезд с мужем на основании жестокого обращения, это должна быть жестокость, „угрожающая жизни или приведшая к членовредительству“, если она однажды простила его оскорбления, она не может позже ссылаться на них» [24]. Судебные разбирательства такого рода были немногочисленными, поскольку могли нанести вред репутации женщины из среднего класса, а для представительниц более низших слоев они были малодоступны. Без решения суда о разъезде закон обязывал женщину вернуться к мужу и возлагал ответственность на родственников, принимающих у себя оставившую семью жену. Известная суфражистка Тереза Биллингтон-Крейг описывала в мемуарах судьбу своей матери, которая, будучи выданной по настоянию родных замуж за нелюбимого человека, пыталась оставить супруга через несколько лет брака и поселиться с четырьмя незамужними тетками по материнской линии. «Но, любя ее и сочувствуя ей в этом несчастье, они отослали ее назад, обливаясь слезами, поскольку были слишком религиозны и слишком законопослушны, чтобы противодействовать давлению семьи и закона» [25].