Размер шрифта
-
+

Суер-Выер и много чего ещё - стр. 51

На берегу топтались два человека, которые и били в тулумбасы. Один из них, кроме тулумбасов, держал на груди атлетическую штангу. Это и был сам Лёша Мезинов. Рядом с ним в майорском мундире махал тулумбасом его брат Бес.

На остров мы поплыли вдвоём с капитаном.

– Я Лёшу боюсь, – сказал лоцман.

– Весьма они строгие, – соглашался старпом.

Но Лёша не был никаким строгим. Он бросил штангу в океан, крепко обнял нас с капитаном и только шепнул мне на ухо:

– Бесу много не наливай.

И я много не налил, но Бес скоро пал на песок и заснул богатырским майорским сном в отставке.

Суер же Выер между тем с Лёшею смотрели друг на друга, узнавая и не узнавая.

– Суер! Ты ли? – толкал его Лёша в грудь кулаком.

– Да, Меша, это я, – шептал капитан, вспоминая старую кличку островитянина.

– А помнишь каннибала по имени Ганнибал?

– Как забыть, Меша, – отвечал капитан, – он мне ведь яйца чуть не отгрыз, и если б я не растворился тогда в лазури…

– А ты здорово растворился в лазури, – говорил Лёша. – Это редко кто умеет – в лазури растворяться.

– Но и вы мне здорово помогли раствориться, – смеялся Суер. – Жалко, что тебя нету в нашем новом плаванье.

– Да ничего, вы с Дяем доплывёте до конца, – говорил Лёша, вспоминая мою старейшую кличку. – Конечно, я не знал, что вы попадёте на остров голых женщин, а то бы поплыл вместе с вами.

– Ради тебя мы снова готовы вернуться! – уверял Суер. – Правда, Дяй?

– Сэр, – отвечал я, – конечно вернемся. Возможно, Лёша растолкует нам смысл младенца по имени Ю.

– Этот смысл вам откроется, – успокаивал Лёша, – а ради меня на остров голых женщин возвращаться не стоит, я всё-таки не боцман Чугайло. Давайте лучше сядем на берегу и вспомним былое.

И мы сели и стали вспоминать.

Мы вспоминали о том нашем первом плаванье, в которое мы когда-то пустились втроём: Лёша, Суер и я. С нами были тогда ещё эфиоп Яшка, главный махалоопахальщик, Дик Зелёная Кофта и Билл Рваный Жиллет. На фрегате «Корапь» мы открыли остров каннибалов да и один завалященький островок с кладом. Вспомнился и текст записки, запечатанной во флаконе Мумма:

Каменище найдите,
Сто раз поверните,
Под камнем сим черпай
Асьгнации, Чепай.

Надо отметить, что автор записки имел в виду не героя гражданской войны В. И. Чапаева, а английского кладоискателя Тчепая.

– А помните Аллевопээгу? – спросил Лёша.

– Песнь джунглей свела меня тогда с ума, – невольно вздрогнул капитан.

– Я и сейчас дрожу, – признался Лёша. – Давайте же подрожим вместе и споём эту заунывную песнь. Ностальгически.

И мы запели песнь в честь Аллевопээги – вечного странника.

ООуэ, балява!
Звери выходят из нор.
Вечному страннику слава,
Вечносидящим позор.
ООуэ, рассоха!
Росомаха приносит жуть.
До последней миазмы вздоха
Руку отдам ножу.
ООуэ, синега!
Встаёт над горами страх!
Век тебе, о Аллевопээга!
Бегать на тощих ногах.
ООуэ, как мудры!
Дети законов тьмы.
Люди приходят утром.
Ночью приходим мы.

Так мы пели и дрожали, как вдруг с океана донёсся пронзительный клич.

– Что это? – вздрогнул Суер.

– Не знаю, – шептал я.

Вихляющее каноэ приближалось к острову. Одинокая фигура правила парус.

– Неужели? – сказал Лёша. – Неужели она с вами?

Да, это была мадам Френкель.

– Идиоты, – обругала она нас с капитаном, – поплыли к Лёше, а меня не взяли. Пришлось раскутываться самой.

– Мадам! – кричал и плакал Лёша Мезинов. – Как вы странны!

Страница 51