Суер-Выер и много чего ещё - стр. 104
– С десяток.
– Напусти на него и на его потомство.
– На потомство десятка не хватит.
– А брал бы больше. С тобой, Жипцов, выпивать только хорошо, а работать накладно. Всё самому делай. Ты только допрашиваешь, а мне – в исполнение приводи. В другой раз побольше бери задушевных червяков,
а также
сердечно-печёночных,
херовых-полулитровых,
аховых,
разболтанных,
пердоколоворотных
по полсотни на клиента,
по два десятка для потомства по линии первой жены,
два десятка по линии потомства последней жены,
по десятку на промежуточных, если таковые имеются…
– Моя фамилия Бескудников! – взвыл вдруг испытуемый. – Бескудников! Я лёг вместо Вертухлятникова! Не я убивал! Он! Дал мне по миллиону за кубический сантиметр могилы! По миллиону! Ну, я и взял! А он-то ещё по земле ходит!
– Что ж ты, падла, и под землёй прикидываешься? – Из погреба послышались такие звуки, как будто с трактора скидывали брёвна. – Слышь, Дыбов! Это Бескудников. Что там про него записано?
– Погоди… – послышался тяжкий вздох Дыбова. – Передохну… мне тут такая сволочь попалась, жалко, что его не сожгли, прошёл бы по молекульному ведомству, сунули бы в бонбу… Бескудников, говоришь? А-а. Его тут давно ждут. Большая гадина. Что говорит – всё врет. Он родился в тысяча девятьсот…
– Хватит, – сказал вдруг наш капитан сэр Суер-Выер и захлопнул крышку погреба. – Открыли остров, но закроем люк. Думаю, что все эти беседы под землёй проходят однообразно и кончаются одинаково, иначе на это дело не брали бы таких долдонов, как Дыбов.
– Пора на «Лавра», – сказал старпом. – Хочется напоследок осушить ещё рюмочку, да не знаешь, за чьё тут здоровье пить. За хозяев как-то не тянет.
– Можно выпить за здоровье лоцмана, – предложил вдруг я.
– За меня? – удивился Кацман. – С чего это? Почему? Это что – намёк на что-нибудь? Зачем ты это сказал?? Нет-нет-нет! Не надо за меня пить!
– Ну ладно, – сказал я, – выпьем тогда за старпома.
– Что же это ты так сразу от меня отказываешься? – обиделся Кацман. – Сам предложил – сразу отказался. Так тоже не делают.
– Ну давай вернём тост, выпьем за лоцмана.
– Да не хочу я, чтоб за меня пили! С чего это?!?
– Слушай, – сказал я, – скажи честно, чего ты хочешь?
– Молоки селёдочной, – сразу признался Кацман. – Бело-розовой. Да её всю Дыбов засосал.
Глава LXXXII
Лик «Лавра»
Средь сотен ошибок, совершённых мною в пергаменте, среди неточностей, нелепостей, умопомрачений и умышленных искажений зияет и немалый пробел – отсутствие портрета «Лавра Георгиевича».
То самое, с чего многие описатели плаваний начинают, к этому я прибегаю только сейчас, и подтолкнули меня слова нашего капитана:
– Что-то я давно не вижу мичмана Хренова.
– Да как же, сэр, – ответил старпом. – Вы же сами сослали его за Сызрань оросительные системы ремонтировать.
Капитан в досаде хлопнул рюмку и попросил призвать мичмана поближе, а я решился немедленно всё-таки описать наш фрегат. Верней, совершить попытку невозможного, в сущности, описания.
Как всякий парусный фрегат, наш любимый «Лавр Георгиевич» был статен, величав, изыскан,
фееричен,
призрачен,
многозначен,
космично-океаничен,
волноречив,
пеннопевен,
легковетрен,
сестроречен
и семистранен.
Никогда и никто и никаким образом не сказал бы, глянув на «Лавра Георгиевича», что это – создание рук человеческих. Нет! Его создало всё то, что его окружало, – океан, небо, волны и облака,