Судья королевского отбора - стр. 14
Весь разговор пошёл с родительницы этого нерадивого ученика, который пожаловался на мою предвзятость. О чём громко и грозно заявляет мне директриса.
– Мы будем вас проверять, – пытается она надавить на меня.
– Я прекрасный учитель с хорошим образованием. Красный диплом тому подтверждение. Будете меня проверять? Проверяйте! Вот тетради того, за кого вы заступаетесь, – я раскладываю перед ней рабочие тетради ученика. – Нет ни одной домашней работы. Классные работы также не записаны.
Начальница листает вещественные доказательства моей правоты.
– Мальчик обвиняет меня при всём классе в необъективности выставления его оценок, – тут я наклоняюсь к директрисе и уже более низким голосом, с предупреждающими нотками, произношу: – Да все ученики знают о моей справедливости и неподкупности. Они уверены, что я всегда оценю их знания, как бы они не относились ко мне. Именно эта моя черта помогла мне заслужить их доверие.
– И всё же вы на него давите, – не унимается она. – Вы должны перед ним извиниться и исправить оценки.
Это уже прошло, но её требование снова задевает меня. Внутри поднимается волна протеста.
Та я, что в шаре, вскакивает и повышает голос:
– Я самый честный и справедливый учитель…
Картинка гаснет. А мне, стоит признаться, хочется провалиться со стыда. О необходимых качествах предшествующих судий сообщали другие, а я сама себя нахваливаю.
Ищу взглядом фельтмаршалока, который тут же отвечает мне презрением и осуждением. Что? То есть за то, что я считаю себя непредвзятой и говорю об этом открыто, он смотрит на меня сверху вниз?
Сам себя не похвалишь – никто не похвалит.
Упрямо вздёргиваю подбородок и с вызовом во взгляде отвечаю ему, но я отвлекаюсь на собственное изображение в шаре, где я – подросток после девятого класса.
Я прекрасно помню показываемое событие. Это была моя единственная поездка в санаторий. И меня там обвинили в доносе. Даже на спину приклеили стикер с надписью «ябеда». Дети бывают жестокими.
Правда открылась на следующий день. Донесла третья соседка на первую, которая запиралась в нашей комнате с мальчиком. Чем они там занимались? Меня это лично не интересовало, но то, что комната была заперта почти всегда, – факт.
В этой ситуации есть доля моей вины. Я пригрозила второй соседке, той, что осталась с мальчишкой, что расскажу всё воспитателям. Вот она и подумала на меня, когда её отругали и запретили быть наедине с парнишкой. С тех пор я дала себе зарок, что не угрожаю тем, что не собираюсь делать. Если сказала, то делаю.
Следующий фрагмент выворачивает, обнажает мои чувства перед толпой. Я словно возвращаюсь в тот день.
– Ты воровка! Она украла у меня кулончик на цепочке, – кричит воспитательнице девочка, с которой мне посчастливилось познакомиться в лагере, когда меня туда отправил отец после шестого класса.
Поднимаю голову и смотрю на светящийся шар, показывающий новую картинку. Стискиваю зубы.
Я-подросток делает также. Обвинения сыплются. Вот воспитательница зовёт начальника лагеря. На пару с ним она устраивает досмотр моих вещей без полиции в попытке найти «сворованный» кулон с цепочкой. Тщетно! В моих вещах их не было, потому что я их не брала.
Эта история заканчивается тем, что кулончик с порванной цепочкой обнаруживаются на игровой площадке. Девочка их попросту потеряла.