Судья - стр. 52
Инна с минуту задумчиво разглядывала его взволнованное лицо. Потом встала, и с серьезным видом сказала:
– Ладно. Некоторое время я поживу у тебя, – она оглядела кухню. – В Доме мне сейчас действительно нельзя оставаться. А там посмотрим.
Глава 21. У Павла
Инну поразила запущенность, свойственная жилищу одинокого мужчины, бедность убранства и убогость обстановки. Комнаты казались темнее и мрачнее, чем были на самом деле. На жестких расшатанных стульях нельзя было сидеть, не заработав мозолей. Инна боялась прикасаться здесь к чему-либо, не запачкавшись.
Несколько первых минут ее мучил запах чужого дома – запах гнилых досок, лука и чего-то тошнотворно-сладкого, как непереваренная пища. Но постепенно Инна привыкла к запаху и перестала его замечать, как уборщики цирка, вычищая обезьянник, не замечают вони.
Павел пытался быть гостеприимным, но у него получалось только быть суетливым и неуклюжим. Он явно не жаловал гостей. Инна сомневалась, что, кроме нее, за порог этого дома ступала чья-то нога.
И все же она быстро подавила раздражение. «Ладно. В конце концов, случалось ночевать в местах и похуже».
Инна как можно более спокойным тоном попросила дать ей женский халат и какие-никакие тапочки.
– Буду обживаться в твоих хоромах, – заявила она, ослепительно улыбаясь. На самом деле ей не хотелось разгуливать здесь в блузке и фирменных джинсах. Еще ей в голову запала странная идея, что, раз она прячется, нужно изменить внешность. Для начала – обрядиться в тряпье.
Павел вытащил из комода в прихожей стоптанные розовые тапочки, подал Инне черный халат с красными маками.
– Чье? – Инна взяла у него одежду.
– Жены. Бывшей жены, – поправился Павел, отводя глаза.
– Это которая умерла? – Инна подозрительно покосилась на халат. – Ты на память хранишь, что ли?
Павел промолчал. Инна пожалела о том, что сказала. Но и не подумала извиняться.
Павел кашлянул, разглядывая бледные розы на выцветших обоях.
– У меня есть белье. Дать?
Инна замерла перед дверью спальни.
– Нет. Я куплю, что нужно.
Она переоделась в халат. Немного великоват. Инна с удовольствием подумала, что жена Павла не отличалась стройностью.
Она приколола на затылке волосы. Посмотрела в зеркало. Улыбнулась самой себе, подмигнула. Спустя секунду это показалось ей глупым. Дом осуждал ее, проникал в сердце, менял оценки.
– Дура, – сказала Инна самой себе.
Павел стоял за дверью. Инна взяла его под локоть.
– Я теперь твоя жена, – объявила она. – Ну, сударь, ведите меня в опочивальню.
Они встретились взглядами и прошли в кухню, натянуто улыбаясь.
Инну неприятно поразило, что Павел дал ей чашку с отколотым краем. Вдобавок, к внутренней стороне чашки прилипла какая-то гадость – засохшее варенье.
– А у тебя других чашек нет? Эта какая-то… не такая.
Они начали спорить и быстро закипели. Павел бросил полотенце на пол, покраснев от гнева:
– Знаешь, что, милая моя? Здесь тебе не дворец!
– Вот как? А кто затащил меня сюда? Можно подумать, я сама напросилась!
Павел поднял полотенце.
– Как знаешь. Раз уж ты здесь, привыкай. Праздник закончился.
Он отвернулся.
Инна закрыла рот.
– Ничего себе заявочки, – пробормотала она.
Пока все для нее исчерпывалось протекающим бачком в туалете, отсутствием телевизора, газет и журналов.
Зато его дом был завален книгами. Учебники, монографии, психология, философия, фантастика, классика, оккультизм. Инна вяло пролистала «Униженных и оскорбленных», пока Павел готовил ужин. На третьей странице у Инны заболела голова из-за длиннот и отсутствия диалога.