Судный день - стр. 6
Корень всех братоубийств кроется, прежде всего, в глубинных конфликтах на идеологической почве. Личность, семья, нация и всё человечество – под смертельной угрозой. И пока у людей нет общих Традиций, кровопролития не прекратятся.
Масштабы и закономерности развития идеологического конфликта таковы: личностный конфликт – семейная ссора – клановая война – этнический конфликт4 – гражданская война – обыкновенная война – мировая война.
Личностный конфликт
Маленький ребёнок, – что глина на гончарном круге, – податливый, доверчивый, восприимчивый. Кто как воздействует на глину, таков получится и кувшин…
Индивидуальные сомнения, заблуждения и идеологические колебания – это тяжкие следствия родительской безответственности. Родители, которые пренебрегают традиционным воспитанием своих детей, лишают их главных ценностных ориентиров. Уязвимый детский разум растёт без должной родительской поддержки, без подлинной аксиологической базы, и становится беззащитен перед вредной информацией.
Нетрадиционные идеи витают в ноосфере, а хрупкая детская психика не способна к их фильтрации и критике – поэтому наиболее восприимчива к ним. В результате такие дети, обделённые родительским вниманием, обречены на болезненный внутренний конфликт, что рано или поздно выльется в тяжёлый кризис, разрушительный взрыв или иную деструктивную трансформацию.
Деструкция «в себя» приведёт к замкнутости, отстранённости, жадности, эгоизму, эскапизму, депрессии, наркомании, алкоголизму и целому ряду всевозможных психических расстройств и сексуальных отклонений. Но самый печальный исход родительского недосмотра – суицид.
В первую очередь, самоубийство – это грех. Совершая его, человек фактически играет с жизнью и смертью. Независимо от направленности умысла, он берёт на себя не просто роль судьи, а роль высшего Судии. Более того, убивая себя, человек в грубейшей форме выбрасывает бесценный, уникальный, данный ему именной подарок от Бога и от родителей. За грех следует соразмерная расплата. А ведь даже если самоубийцей двигало чувство вины за ранее совершённые прегрешения, то они могли быть искуплены и прощены в течение жизни – извинением, молитвой, исповедью, деятельным раскаянием и благотворительностью.
С социальных позиций, самоубийство, как и любое другое убийство, есть самовольное умерщвление, совершённое без суда и против божественной воли. И, в конечном итоге, важны не причина, не вина, не мотив, не цель, не способ и даже не исполнитель – важно лишь общественно опасное последствие: минус один, и всё. Причинение смерти кому бы то ни было – это и есть та потеря, которую терпят семья, общество и государство. Как побочный эффект – реальный ущерб и упущенная выгода.
Личность полагает, что «право на жизнь» – это диспозитивная норма, что одухотворённое тело – это вещь, которой можно владеть, пользоваться и распоряжаться по своему собственному усмотрению. «Я хозяин своей судьбы, я собственник себя же, поэтому я вправе», – говорит личность и убивает себя.
Семья переживает этот акт как неестественную и преждевременную утрату чего-то большего, имеющего личную неимущественную ценность. Но возникают и материальные убытки. Оставшиеся члены семьи вынуждены нести расходы на погребение и на поиски утешения – в лечении или в каком угодно «самолечении». Хотя и в последнюю очередь, но печалят их также непринесённый доход, непостроенный дом, непосаженное дерево, нерождённые дети. Своим поступком самоубийца обрубает целую ветвь на родовом древе. Поэтому именно на семейном уровне происходит осознание эгоистичности и братоубийственности суицида. Логика типичного самоубийцы редко забирается выше личного, если только известный акт не совершается в публичных интересах, когда речь идёт о жертвенном подвиге.