Судьба княгини - стр. 34

И над всем этим безобразием величественно закружились белые рыхлые хлопья.

Ближе к полудню Юрий Дмитриевич, отмахнувшись от свиты, отправился на торг. Прошелся вдоль лотков с индийскими самоцветами, примерился к булатным саблям в лавке суздальских кузнецов, отмахнулся от зазывалы, попытавшегося заманить его к разложившим цветастые ковры купцам, остановился перед развешенными вологодскими платками из чистейшего и невесомого, как падающий снег, пуха.

Заметив богатого покупателя – не всякий москвич разгуливает в наборном поясе, в ферязи с драгоценным шитьем до самых колен да в собольей шапке с огромным яхонтом во лбу, – круглолицый купец с редкими глубокими морщинами вокруг глаз и на уголках губ сунул руку куда-то под прилавок и, вытянув ладонь вперед, показал князю маленькое серебряное колечко.

– Ну и что? – замедлил шаг Юрий Дмитриевич.

Колечко было простеньким, дешевка ценою в гривенник. Но вот многозначительный вид торговца князя заинтересовал.

Так же молча купец подхватил с прилавка большую расписную шаль, на которой распускались бутоны пурпурных роз и порхали бирюзовые бабочки, сунул уголок ткани в кольцо и быстрым легким движением продернул сквозь него.

– Но как?! – приоткрыл рот от изумления Юрий Дмитриевич.

Купец улыбнулся, снова продернул шаль через крохотное отверстие, развернул ткань и с поклоном протянул воеводе, кратко уточнив:

– Две гривны.

– Две гривны за платок?!

Купец опять показал ему колечко, продел уголок шали в отверстие, потянул… И ткань с легкостью проскользнула сквозь препятствие. После чего торговец извлек снизу махонькую лаковую шкатулку, положил в нее колечко, ловко свернул платок, опустил сверху, закрыл изящную упаковку и протянул покупателю, повторив еще раз:

– Две гривны.

Возможно, Юрий Дмитриевич еще поторговался бы или поразмыслил – но над городом вдруг прокатился зловещий гул тяжелого колокола, тут же сменившийся частым звонким перезвоном.

– Набат?! – с тревогой спросил купец.

– Христиане созывают к обедне, – успокоил его князь Звенигородский, расстегнул поясную сумку, достал бархатный кошель, распустил узел шнурка и высыпал содержимое на прилавок.

При виде золотых монет, украшенных арабской вязью, несущей имя хана Узбека[11], у торговца жадно сверкнули глаза. Он пошевелил пальцами, быстро-быстро пересчитал деньги, две дюжины сыпанул в ящик, остальные вернул в кошель и с почтением протянул покупателю.

Юрий Дмитриевич спрятал покупку и кошель в сумку, поспешил к Вознесенскому храму.

Знакомый путь – сперва к стройке, заваленной грудами валунов и кучами глины, там за высокую поленницу и к заветной двери. А дальше: на второй ярус – и в жаркие объятия!

Запах полыни и прикосновение губ, холод легкого ветерка и жар чресл, уколы травинок и нежность поцелуев, шелест сена и частые выдохи – все смешалось воедино, закручивая князя и княгиню в нестерпимом сладострастии, превращая двоих в единое целое – чтобы потом раскидать взрывом невероятной нежности.

Едва только отдышавшись, женщина поспешила подняться:

– Прости, Юра, сегодня мне задерживаться нельзя. Свиту на крыльце оставила, могут забеспокоиться. Я ведь отлучилась только узнать, подвезли ли кирпич? Да в часовню лишь на минуту заглянуть. Как бы не забеспокоились, в церковь не пришли…

– Подожди! – приподнялся на колено князь, потянулся к поясу, достал шкатулку и протянул любимой: – Вот, прими от чистого сердца.