Судьба калмыка - стр. 23
Не знала еще этого Маришка, шагая в окружении старших невесток, но сердцем
чувствовала. Ой, как чувствовала! Впереди что-то будет страшное. И точно.
Приехали они в Шалинское, определили их в маленькую избенку – временно. – Погоди, хоромы тебе подберу со временем! – хлопал Семена по плечу военком. Молодец! – и блудливым глазом поглядывал на Маришку.
Весь вечер устраивались. Устали до смерти.
А утром услышали какие-то крики. Маришка выскочила во двор и услыхала страшное слово: Война! Она обомлела и прислонилась к крыльцу. Подошедший Семен крепко обнял ее и прижал к себе. А за забором стояла их соседка – бабка Лысокониха, которая скорбно смотрела на них и повторяла: – Война, детки, война.
Это было утро 22 июня 1941 года.
Глава 3
А через три дня срочно сформированный полк из старослужащих бойцов бодро шагал на станцию Камарчага для погрузки в воинский эшелон. Был там и Семен. И после короткого обучения в Красноярске с одной винтовкой на пятерых (а, перед боем получим!) были брошены быстрыми темпами в Москву. На самый тяжелый рубеж обороны – Ржевское направление. Сибиряки выдержат! Им хоть в огонь, хоть в мороз – везде выстоят. Все с надеждой смотрели на них. Плохо вооруженные сибирские полки отчаянно дрались, но против танковых полчищ и мотопехоты, до зубов вооруженных фашистов выстоять было невозможно. Навечно легли сибиряки, заслоняя собой Россию и Москву. Среди них геройски погиб и старший сержант Семен Григорьев, 22 января 1942 года – так значится в похоронке-извещении, которую Маришка не смогла ни разу прочитать сама из-за пелены слез в глазах. Похоронку всегда читал старшенький – Вовка. Годы лишений и тяжелого труда во время войны не сравнить ни с чем. Но люди жили, росли дети, как-то учились. Выкарабкался после тяжелых мучительных перевязок и Маришкин Толичек. Война близилась к концу. Налицо были видны ее горестные результаты. Появилось много инвалидов, безногих, безруких и с изуродованными лицами. Народ уже не обращал внимания на приезжих переселенцев разных национальностей. Война наделала неразберихи – это понимали все, она ожесточила людей и попасть под страшную статью – враг народа – мог любой. Скажи слово не так – и загремел. О калмыках как-то забыли, хотя в этой многонациональной мешанине на глаза они все-таки попадались и уровень их существования был явно ниже всех. Катька, приезжавшая в райцентр за горючим или мукой для леспромхоза каждый раз увозила в Орешное несколько человек – калмыков. Заставляли энкаведешники. Она смеялась: С глаз долой спихиваете?
Райцентр, так сказать, зачищался от них окончательно. Их выселяли из землянок, сараев и заставляли переезжать вглубь района. Каждый раз, когда она приезжала в райцентр, обязательно останавливалась у Маришкиной избы и заходила проведать ее с ребятишками. Для них был настоящий праздник. Во-первых она всегда привозила что-нибудь съестное, то молока, то яиц, то орех и ягод. Во-вторых ни у кого из пацанов не было такой симпатичной тети – трактористки. Она позволяла набиваться пацанам на тракторные сани, сколько бы их ни было. Сани были летом и зимой, и прокатиться на них было делом очень соблазнительным. Каждый раз по приезду, оглядывая крошечную избенку, она звала их перевезти в Орешное. Покачивая головой Маришка отказывалась в очередной раз: – А вдруг Сенечка придеть? Не, Катенька, покуль тут поживем. Так, армейцы?