Судьба адмирала Колчака. 1917-1920 - стр. 28
К июню 1918 года сибирский вопрос стал «основной проблемой американской внешней политики», а американская внешняя политика всегда была для Антанты основной проблемой сибирского вопроса. Кратко ситуацию можно обрисовать так: только Япония могла предоставить главные компоненты вооруженной интервенции, потому что лишь у нее были свободные войска и транспорт и лишь она располагалась достаточно близко к Сибири. Америка не была готова дать все необходимое, главным образом, потому, что не доверяла Японии, а отчасти потому, что не хотела отвлекать даже самую малую часть своих сил и средств от Западного фронта. Следовательно, все зависело от того, захочет ли Америка изменить свою позицию.
Трехмесячные попытки Франции и Британии воздействовать на США потерпели неудачу. Однако в непробиваемом отказе от сотрудничества президента Вильсона начали появляться трещинки, едва различимые вне официальных вашингтонских кругов. «Германские» военнопленные его беспокоили и прежде; в мае он вдруг заинтересовался, «существует ли какой-нибудь законный способ помочь» Семенову, а в конце того же месяца успешно возобновленное немцами наступление во Франции подчеркнуло назревшую необходимость каким-либо образом облегчить давление на Западный фронт. Затем зародились мучительные сомнения в том, имеет ли президент право неизменно выступать против желаний своих союзников. В Вашингтон прибыл Масарик, ратовавший за поддержку дела чехов. Наметились положительные сдвиги в бесконечных переговорах с Японией о взаимоприемлемом базисе сотрудничества в Сибири.
Эти и другие факторы, включая страстную мольбу главнокомандующего войсками Антанты маршала Фоша, не изменили точки зрения президента, но помогли подготовить почву для ее изменения. Когда к концу июня подробные отчеты – обильно сдобренные ошибочной информацией о немецком влиянии и враждебно настроенных военнопленных в Сибири – открыли Вашингтону глаза на положение чехов в Сибири, как многообещающее, так и опасное, Вильсон почти мгновенно развернул американскую политику на сто восемьдесят градусов. Образ действий, до сих пор диктовавшийся лишь целесообразностью (причем весьма сомнительной), теперь объяснялся бескорыстной заботой о чужом благе; подозрительная и туманная затея превратилась в спасательную операцию с исключительно гуманными целями. Государственный секретарь США Лансинг резюмировал: «Чехи существенно изменили ситуацию, внеся сентиментальную окраску в вопрос нашего долга».
Решение США послать воинское соединение в Сибирь было принято – весьма поспешно, 6 июля. В своем «Решении об интервенции» Кеннан анализирует предысторию этого решения и любопытную двусмысленность официально объявленных причин его принятия в трех слегка различающихся версиях. Чехов необходимо спасать, или, вернее, помочь им спастись, ибо цель американского военного вмешательства была определена как «прикрытие чешских тылов, управляемое из Владивостока». Только от кого требовалось спасать чехов? И от кого прикрывать их тылы? Ни на один из этих вопросов не было ответов в Памятной записке, которую президент отпечатал на собственной пишущей машинке, явно ни с кем не посоветовавшись, и которую 17 июля госсекретарь представил послам стран Антанты (правда, в опубликованном две недели спустя варианте главными злодеями назывались «вооруженные немецкие и австрийские военнопленные»).