Судьба адмирала Колчака. 1917-1920 - стр. 15

Может быть, и к лучшему. Политические преграды японской (или, главным образом, японской) экспедиции через Сибирь на борьбу с немцами с самого начала признавались труднопреодолимыми, но по меньшей мере западные союзники уделяли им внимание. Того же нельзя сказать о военных проблемах – в принципе неразрешимых. Ближайшие германские войска находились примерно в 11 300 километрах от Владивостока. Армия, перебрасываемая туда из Японии, всецело зависела бы от Транссибирской магистрали. Состояние этой железной дороги, давно уже плачевное, постоянно ухудшалось. Даже при условии хорошего отношения к японцам со стороны железнодорожных служащих и русского населения Сибири в целом (а имелись все причины предполагать обратное), через один-единственный порт совершенно невозможно было осуществить переправу в Европейскую Россию, не говоря уж о том, чтобы содержать там нечто большее, чем чисто символический военный контингент.

Японцам это было совершенно очевидно; на всех этапах они ясно давали понять, что если и отправятся в Сибирь, то ни шагу не ступят западнее озера Байкал[11]. Это прекрасно понимали и американцы, чье здравомыслие не затуманивалось отчаянием. Остается загадкой, как французское и британское правительства и их военные советники сохраняли веру в столь откровенно нереальный проект.

Подобные загадки случались на протяжении всей истории интервенции. Часто встречаются свидетельства высокопоставленных офицеров Антанты, в которых серьезно доказывается невозможность и гибельность попыток осуществления различных рискованных операций, но, по общему признанию, ни одна из них не была столь авантюрной, сколь упомянутая выше. Например, в начале января 1918 года французское правительство – в связи с неподтвержденным известием об убийстве большевиками своего консула в Иркутске – предложило немедленно организовать карательную экспедицию из Тяньцзиня, где со времен «боксерского» восстания размещались части, предоставлявшие охранников для дипломатических миссий в Пекине. Это соединение, состоявшее из французского, британского, американского, японского и китайского контингентов под командованием французского морского офицера, по замыслу французского правительства, должно было проследовать в Иркутск (расстояние приблизительно 3200 километров), отомстить за убийство консула, а заодно и предотвратить вывоз военного имущества из Владивостока по Транссибирской магистрали.

Сие нелепое предложение, вполне вероятно, родилось в голове министра иностранных дел Франции Пишона, который в 1901 году возглавлял французское представительство во время осады дипломатического квартала участниками «боксерского» восстания, и, видимо, с тех пор он питал слабость к международным спасательным экспедициям. Вот лишь один из множества примеров, когда трудно понять, как попадали в повестку дня Антанты очевидно беспочвенные военные планы (этот был похоронен пришедшей в Лондон информацией о том, что французский консул жив).

Возможно, ответ заключается в том, что, хотя мировая война шла уже четвертый год, большинство сухопутных операций перешло в позиционную стадию; уроки, полученные на Западном фронте, повлияли на мышление профессиональных военных если и не окончательно закостеневшее, то и не вполне приспособленное для разработки динамичных военных операций на бескрайних просторах России. Нельзя отрицать тот факт, что самые нереалистичные планы разрабатывали за пределами России люди, почти незнакомые с ее условиями, однако это не оправдывает легкомысленного пренебрежения элементарной логикой, что было главной отличительной чертой их планов. К сопоставимому этапу Второй мировой войны штабные офицеры накопили более прогрессивный опыт, и подобное дилетантство было бы немыслимым.