Стыдные подвиги (сборник) - стр. 25

Возвращался по темным аллеям, бесшумный и романтический, улыбался и глубоко дышал носом.

Оказывается, все так просто. До смешного просто. Черт возьми, у этого парня даже не было машины. И джинсов вареных. И кроссовок белых. И мускулов. И кулаков каменных. Ходил в черном пальто и помалкивал, а если говорил – то очень тихо.

Мать с отцом уже спали, – я перетащил телефон на кухню, закрыл дверь и набрал номер. На том конце сказали «алло».

Вчера поздним вечером я тоже ей звонил. Привет, говорил, как дела? Как сама? Как настроение? Слушай, мне сегодня рассказали новый анекдот… Далее последовал анекдот, или два анекдота.

Но сегодня все было иначе.

– Здравствуй, – прошелестел я, вооруженный новым методом. – Ты уже застелила постель?

– Чего? Постель? Ага. Как раз стелю. Завтра рано вставать. А ты чего такой загадочный?

– Я – загадочный? Лестно слышать. Расскажи, какого цвета сегодня твои простыни.

– Пошел ты к черту!

– Хорошо, я пойду. Но чуть позже. Ты не ответила на вопрос…

Тут важно соблюдать меру. Не следует быть слишком вкрадчивым. Голос должен звучать спокойно, по-доброму. Умеренно-интимная интонация, а вопросы – неожиданные.

Микки Рурк – он ведь как делал. Он смотрел на женщину – и говорил только о ней самой. Он ни слова о себе не сообщил. Сказал одну фразу, да и ту я забыл, пока ждал финала. Он не пихал ей себя, не гнал веселуху. Он беседовал с ней о ее мире.

Гениально, думал я. Примитивно до изумления. Безотказно.

Она – на том конце провода – хихикала и смущалась, разговор о простынях явно ей нравился.

– Стой, – произнес я, перебив ее монолог. – У тебя на работе есть кресло?

– Что?

– Кресло, – повторил я. – Или стул. Ты приходишь в свой кабинет и садишься в кресло, правильно? Или это табурет?

– Не табурет. Что я, дура, на табурете сидеть? Нормальное кресло, со спинкой…

– Расскажи о нем.

– Зачем?

– Мне интересно.

– Что-то я тебя сегодня не понимаю.

– Это не страшно. Сегодня не понимаешь, завтра поймешь. Доверься мне. Я сделаю все, чтобы ты меня понимала. А сам постараюсь понять тебя. Но мы отвлеклись. Расскажи мне про свое кресло. Оно деревянное?

Так продолжалось почти полчаса.

Разговаривай с ней о ее мире. Пусть сообщает о креслах и табуретах. О деревьях, растущих за ее окном. О сумочке и о застежке на ней.

Не говори с ней о ее маме – она будет вздыхать и жаловаться. Не говори с ней о ее подругах – она будет рассказывать сплетни. Изучай ее и только ее миниатюрную частную вселенную.

Долго не мог заснуть от возбуждения и даже некоторого азарта – не сказать чтоб охотничьего, но настоящего мужского, а наутро поехал в Москву и сразу – даже не в вагоне, но в тамбуре, на перегоне Храпуново – Электроугли, придавленный толпой к приятной сероглазой девочке, сразу включил Микки Рурка.

– Извините, а можно узнать имя вашей кошки?

Приятная – в сарафане и серебряных цепочках – изумилась и ответила, что кошки нет, есть кот, именем Том.

– В честь Тома Уэйтса?

– В честь Тома. Ну, который – «Том и Джерри»…

– Слушайте, – я наклонился к самому ее уху, – не говорите никому, что назвали кота в честь персонажа мультфильма.

– Почему?

– Вас будут считать ребенком. А вы не ребенок, так ведь?

Она усмехнулась.

– Нет. Я не ребенок.

– У вас исцарапаны запястья. Сразу видно, что любите котов и кошек.

– Я не люблю! Это мамы кот…