Ступи за ограду - стр. 55

– В этом, может быть, и нет никакого парадокса, – возразила Беатрис. – Богатство ведет к пресыщению – это я знаю. Но, мсье Роже, повторяю: я вовсе не богата! Отец у меня такой же преподаватель, как и вы. Конечно, я не знала нужды, но у нас никогда не было столько денег, чтобы я могла удовлетворять свои прихоти. Мне кажется, это даже примитивно – сводить все к деньгам!

– Допустим. А к чему сводите вы?

– К тому, что все вокруг слишком гнусно, – горячо сказала Беатрис. – Я не знаю, может быть, старшие этого уже и не замечают, но мы видим. Может быть, вы хотите сказать, что если человек работает, то ему не остается времени на подобные наблюдения? Я этого не думаю…

– Я не говорил такой глупости, мисс Альварадо.

– Простите, мсье Роже. – Беатрис смутилась. – Но если все одинаково видят мерзость жизни, то почему же разные общественные группы, как вы сказали, по-разному на это реагируют?

Роже покачал головой:

– «Мерзость жизни»… Какое неправильное и кощунственное определение! Я старше вас в три раза, по меньшей мере, но я никогда не осмелюсь сказать то, что сейчас сказали вы. Нет никакой «мерзости жизни», есть мерзость условий человеческого существования, созданная самими людьми. И реагируют на нее по-разному, совершенно верно. Тот, кто привык преодолевать трудности, хотя бы мелкие и повседневные, знает, что всякое зло преодолимо. А вам зло кажется всемогущим и несокрушимым… Может быть, потому, – я не знаю вашей жизни, – что вы подошли к нему слишком близко. Когда стоишь у подножия холмика, он может заслонить солнце…

– Если бы это был только холмик, – усмехнулась Беатрис. Она сидела с опущенной головой, разгребая прутиком сухие листья. – Неужели вам, мсье Роже, ни разу в жизни не случалось почувствовать себя не перед холмиком, нет, а перед стеной, в замкнутой ограде, понимаете?

– Понимаю, – кивнул Роже. – Четырнадцать лет назад мне удалось бежать из немецкого лагеря… Так что, представьте себе, некоторое понятие об оградах я имею. И вы напрасно пожимаете плечами! Я отношусь с полным сочувствием к вашим переживаниям, но материальная ограда из колючей проволоки под током – это, поверьте, не самое пустяковое из препятствий, которые могут встретиться в жизни. Если хотите, истинная ценность человека этим и проверяется – препятствиями, оградами… Это как фильтр, задерживающий слабых и ни к чему не годных…

– Вы ставите знак равенства между этими двумя категориями? Нельзя сказать, чтобы это звучало человеколюбиво, – сухо сказала Беатрис. – Отсюда недалеко до практики тех же немцев… Я слышала, они убивали неизлечимо больных? Что ж, принцип тот же!

– Принципом это было для немцев, – возразил Роже. – Для меня это лишь констатация печального факта. Слабые люди, к сожалению, действительно оказываются очень часто ни к чему не годными. Это не значит, однако, что их следует убивать.

– Что же вы предлагаете с ними делать? – спросила Беатрис вызывающим тоном.

– Убеждать их.

– Убеждать – в чем?!

– В том, что всякая слабость преодолима. В том, что, если вы позовете, всегда найдется кто-то более сильный, чтобы вам помочь. Слабость, по сути дела, представляет собой лишь одну из форм одиночества. Кстати, из лагеря я бежал не один, сделать это в одиночку было немыслимо. Нас бежало пятеро, мисс Альварадо. Пятеро, из которых спаслось трое.