Ступи за ограду - стр. 17

– Вы повзрослели, Дора Беатрис, – сказал он упрямо, несмотря на все эти мысли, только что промелькнувшие в его голове. Он вообще был упрям. Очевидно, фамильное качество: капитан Джон Хартфилд тоже был упрям и погиб, в общем-то, именно из-за своего упрямства. По возрасту он уже мог не летать, но упрямо считал, что летать нужно, и летал до тех пор, пока его «крепость» не взорвалась над Швейнфуртом с полной бомбовой нагрузкой и девятью человеками экипажа.

– Вы стали совсем взрослой дамой, – сказал он упрямым голосом. – И выглядите очень хорошо.

– Вы находите? Не знаю.

– Скажите… А как у вас с вашим колледжем – то есть лицеем?

– С лицеем? – В голосе Беатрис прозвучало легкое удивление. Она пожала плечами: – Никак. А что?

– О, просто спросил. Вы его не окончили?

– Нет.

– И не думаете?

– Нет.

– Что вы вообще думаете делать, Дора Беатрис? Я имею в виду вообще, понимаете?

– Не знаю, Фрэнклин. Вообще – не знаю.

– Но ведь, Дора Беатрис… так жить нельзя!

– Можно, как видите. Сейчас я поставлю кофе, минутку…

Она вскочила и почти выбежала из комнаты. Фрэнк слышал, как вода из крана лилась в кофейник, как зашипел газ, как выдвигались какие-то ящики и шуршала бумага. Потом хлопнула дверь, и стало тихо. Фрэнклин сидел на трогаясь с места и думал о том, что приехал он сюда совершенно напрасно, но что приехать было нужно. И что он не уйдет из этой комнаты до тех пор, пока они не поговорят обо всем откровенно и до конца…

Кофейник вскипел. Фрэнк погасил плитку, подивившись ее странному виду, с опасением потрогал идущую от газового крана резиновую трубку и недоверчиво принюхался. Потом он огляделся, как оглядывался в другой комнате. Очевидно, это называется кухней? Да, холодильника нет. И вообще ничего нет. Черт возьми, когда эти европейцы научатся жить

по-человечески?..

Он уже начал тревожиться, когда вернулась Беатрис, прижимая к груди свертки.

– Вы погасили? Спасибо, я боялась, что вы не найдете кран. Я только сбегала в лавку – здесь недалеко, на улице Утонувших Детей… Честное слово, так и называется!

Фрэнк вернулся в свое кресло. Дверь оставалась открытой, Беатрис суетилась, заваривая кофе и разворачивая свои покупки.

– Правда, здесь чудесные названия улиц, – продолжала она говорить с тем же неестественным, лихорадочным оживлением в голосе. – Вы знаете, можно просто ходить и читать названия… В Икселле, где пруды, есть, например, улица Золотой Шпоры. И еще я видела улицу, которая называется Волчий Ров. Это в самом центре! Если забраться в старые кварталы, то там вообще есть все, что хотите: и улица Меча, и улица Зеркала, и даже улица Лисиц. Интересно, правда? Я считаю, что это куда лучше, чем у нас в Америке: или просто номера, или фамилии генералов, или места знаменитых сражений… Возьмите в Аргентине! Куда бы ты ни приехал – обязательно Сан-Мартин, обязательно Боливар, обязательно Кальяо… Ну, или еще названия деревьев. А здесь – улица Золотой Шпоры! Вы хотели бы жить на улице Золотой Шпоры, Фрэнк?

– Еще бы, – сказал он. – Хватит вам заниматься кухней, идите сюда.

– Иду! Сейчас мы выпьем кофе, я тоже немного проголодалась. Когда улетает ваш самолет?

– Утром, в девять с чем-то, но у меня еще нет билета.

– В каком отеле вы остановились?

Фрэнк засмеялся.

–Никак не мог договориться с водителем, он в конце концов плюнул и отвез меня чуть ли не в самый дорогой, не знаю уж, за кого он меня принял. Называется «Бедфорд», в самом центре. Там чертова куча англичан…