Стукач. Роман - стр. 2
– Зачем теперь учиться? – всхлипнул пацан, вернувшись со схода.
– Чтобы при этой поганой власти в люди выйти! – ответил отец, подозрительно повертев головой, боясь, что кто-то подслушает и донесет.
Теперь на нем лежало клеймо родственника и пособника кулака – «подкулачника». С такими в случае чего тоже был разговор короткий – высылка в Сибирь.
Дядю выпустили, как сошел лед. Мельница вновь могла закрутить своими колесами, начать молоть крестьянское зерно, не отнятое государством. Только работать никто на ней не умел. Агафон написал заявление о вступлении в колхоз, отдал ему мельницу. Получил должность заведующего мельницей. Теперь на ней заработали бабы с подростками за трудодни. Ну а Колька вновь следил за порядком, не допуская хищений колхозно-кооперативной собственности. Часть сбереженного от воровства односельчанами дядя отдавал племяннику, часть присваивал. Особо обманывал тех, кто разграбил его дом.
– Я свое беру! Возвращаю то, что у меня украли. Ты, Колька, учись! Грамотный всегда сильнее неграмотного! А у нас полсела таких! Когда состарюсь, попрошу председателя тебя на мое место поставить.
К шестнадцати годам парень стал завидным женихом. В шестнадцать его женили на неграмотной соседке Дуняше.
– Не интересна она мне! Ничего не знает и знать не хочет! – попытался возразить жених.
– Зато работящая! Дом и скотину в порядке держать будет. – ответил отец. – Да и лишние трудодни нам не помешают. Жаль храм божий закрыли! Придется оформлять брак в сельсовете, а не венчаться перед алтарем. Блуд это в глазах Господних! Ну, да у Бога дней много! Простит! Не по своей воле такая свадьба.
– По мне, лучше бы ее вообще не было, – про себя подумал Колька, но промолчал.
Свадьба Кольке не запомнилась. Нудятина в сельсовете. Хмельные мужики и бабы, везшие новобрачных в дом Казаковых, верещавшие дурными голосами похабные частушки. Богатый стол в доме (постарался дядя). Немногочисленные гости. Хоть теперь все Казаковы были членами колхоза, однако относились к ним с подозрением – род мельников, водивший дружбу с нечистью. Плюс один брат – кулак, хоть и бывший, другой – подкулачник. Потому явилась на пиршество лишь близкая родня. Даже закоренелые халявщики, не пропускавшие ни одной свадьбы, ни одних поминок, не явились за дармовыми выпивкой и угощением. Колька потянулся, было, к стакану с самогоном. Крепко получил от отца по руке. Когда остался наедине с женой, не знал, что с ней делать. Предоставил инициативу Дуньке. На утро мать вывесила на ворота простыню с кровавым пятном, а пришедшим опохмелиться выставили бутылку «магазинной» водки с красным бантом на горлышке. На сей раз новобрачному дали напиться до блевотины. После Колька жил с молодой, не любимой женой, оказывая ей внимания, лишь когда похоть скручивала его.
В семнадцать лет у Казакова-младшего появилась первая дочь, в восемнадцать – вторая, в девятнадцать – третья. Вдруг грянул призыв в армию. До этого военком входил в положение, давал отсрочку. Теперь не помогли даже деньги (раньше хватало выпивки, лучшего в хозяйстве гуся, пары уток).
– План призыва не выполняем! Не выполним – меня под трибунал отдадут! Признают саботажником, вредителем, или иностранным агентом! К стенке поставят! Дай хоть тысячу рублей – не возьму! Люди нужны! – отодвинул он платок с десятью рублями.