Струны пространства - стр. 2
– Скорее! Скорее!
Вернувшись в нашу с бабушкой комнату, я включил свет и кинулся к железной кровати. Бабушкины веки были закрыты, а уголок рта неестественно опустился. На мои крики бабушка не отзывалась. Я метнулся к стулу, натянул штаны и свитер. Заревел от страха.
Бабушка не шелохнулась.
Приехавшие врачи топали по чисто вымытому полу грязными ботинками, от чего мне стало еще тревожнее. Я путался у них под ногами, слушая незнакомые мне слова из их речи. Потом они спустились за носилками. Тут я и вовсе пришел в ужас.
За машиной скорой помощи я мчался до перекрестка, пока белый автомобиль с красным крестом не скрылся из виду.
Где находилась больница, я не знал, иначе бежал бы до нее.
К бабушке. Единственному в мире человеку.
Домой она не вернулась. Я ждал долго. Не выходил из квартиры, чтобы открыть дверь, если бабушка вернется; постоянно подбегал к телефону и проверял, не пропала ли связь, на случай, если бабушка позвонит; каждое утро мыл полы, чтобы бабушка обрадовалась чистоте; перестилал покрывало на ее кровати, разглаживая складочки руками. То и дело перекладывал на письменном столе ее книги, но книжки были разного размера, и стопки все равно выглядели неаккуратно.
И подолгу глядел в окно, за которым росла большая береза. До самой темноты. Береза грустила вместе со мной, тонкие ее ветви печально свисали вниз.
– А где находится больница? – не выдержав, я все-таки покинул свой пост и вышел во двор. На скамейке возле подъезда сидели женщины.
Тетка Зина, соседка по дому, с откровенной жалостью посмотрела на меня и протянула отломленную горбушку свежей городской булки.
– Какая? – переспросила другая соседка, шамкая беззубым ртом.
– Больница… – смешался я. – Куда увозят.
– Дык, их пять в городе. Зачем тебе? – поинтересовалась старуха.
– Сдать его в милицию, что ль? – задумчиво пробормотала тетка Зина. – Нечай, определят куда-нибудь.
– Ты говори, да не заговаривайся. Чего удумала, чужое дитя от крови отрывать? Мать вернется, и все наладится, – уверенно ответила старуха.
– О-о-о, – простонала тетка Зина в ответ. – Отец-то его во всех пивных уже отметился. Домой-то он как приползает? Вот погожу немного, и пойду, куда следует.
– Мать образумится, – стояла на своем старуха. – Все-таки дите будет, не даст гулять.
– Да кого они родить могут? – брезгливо поджала губы тетка Зина. – Дурака только.
Тетка Зина, видя, как жадно я набросился на хлеб, достала из авоськи оставшуюся половину булки.
Я толком не понял, о чем они говорят, но меня начали душить слезы. Мне пришлось ретироваться в подъезд, потому что я не хотел, чтобы подходящие знакомые дворовые мальчишки увидели, как я разревусь окончательно. Так я и не успел сказать соседкам, что ищу бабушку, а не мать. К тому же меня обидели слова про дурака, которые я отнес к себе.
…Бабушка, до недавнего времени преподававшая физику в школе, наоборот восхищалась мною.
Мы делили с нею одну комнату на двоих. Справа от окна стоял письменный стол. Слева – бабушкина кровать. За нею – трехстворчатый платяной шкаф. И у противоположной стены от окна – моя кровать. Табуретка и стул… – вот и все убранство.
Я любил книги, полные таинственных закорючек и знаков. Когда бабушка садилась вечером проверять тетради, никакими силами невозможно было уложить меня в постель. Я подтаскивал табуретку к письменному столу и смотрел на мелкие клеточки, в которых те самые закорючки из книг выстраивались в длинные неровные ряды. Естественно, я совершенно не понимал, что загнутая палочка в тетрадке каким-то волшебным образом связана с розеткой над моею кроватью, но я довольно быстро научился находить лишние закорючки в строчках ученических тетрадей.