Струна - стр. 11
– А то ж! – прыснул Женя. – Мы с него грязь напильником отдирали. С крупной насечкой.
– И ничего не напильником! – обиделся Севка. – А всего лишь мочалкой. Колючей… – честно добавил он, помолчав.
Что ж, настало время расстановки последних точек.
– Слушайте, ребята, – протянул я недоумевающим тоном. – Все это, конечно, здорово и весело, но скажут ли мне когда-нибудь, куда я попал?
– А он еще не знает? – весело кивнул на меня Севка. – Ты еще не говорил?
– Да как-то не успел, – развел руками Женя, поднимаясь со стула. – Ты в хорошее место попал, Константин Антоныч. Федеральный фонд защиты прав несовершеннолетних. Проще говоря – «Струна». Доводилось слышать такое слово?
Я молча кивнул.
Доводилось. Ох как доводилось…
3
В Мраморном зале уместны были бы факелы. Настоящие, средневековые, в ржавых кольцах… И солома на полу, для вящего эффекта. И стражники в нишах.
На самом деле зал освещали укрепленные вдоль стен люминесцентные лампы и никаких ниш не наблюдалось – видимо, архитектор не питал страсти к исторической атрибутике. Роль стражников успешно играли крепкого сложения молодые люди в ультрамариновых куртках. На первый взгляд, оружия у них не было, но мне уже хватило поводов убедиться – с этими ребятами лучше не шутить. Жаль, не сразу, дурак, это понял.
Зал не зря звался Мраморным. Его высокие, в три человеческих роста стены были облицованы черным, в мутно-зеленых прожилках мрамором, местами – зеленым, в чернильных разводах. Под стать стенам гляделся пол и – все та же черно-зеленая плоскость, расчерченная узкими стальными полосами на метровые квадраты.
В центре, под самым потолком, что-то равномерно двигалось. То ли старинные ходики, то ли чудной конструкции вентилятор. Но, приглядевшись, я понял: это метроном, зачем-то опрокинутый вниз, острием к шахматной плоскости пола.
Размеры зала подавляли. Тут не то что в футбол – зерновые культуры можно сажать. А бесконечные квадраты, сходящиеся к трудноразличимым стыкам стен, лишь усиливали впечатление. Вдобавок не наблюдалось дверей. Все четыре стены – ровные и гладкие. Интересно, как же меня сюда привели?
Ну, это наверняка самое простое. Точная механика пополам с электроникой. В нужный момент часть стены отъезжает в сторону…
А еще здесь казалось пусто и безлюдно – хотя люди имелись, даже не считая замерших манекенами охранников. В противоположном конце зала, на невысокой кафедре, расположился длинный, покрытый черным бархатом стол. За столом сидело семеро.
Почему-то я никак не мог увидеть их лиц – сколько ни всматривался. Хотя эти, в отличие от моих дознавателей, не скрывались под матерчатыми масками, мне никак не удавалось зацепиться за них взглядом – то и дело в поле зрения оказывалась почему-то или синевато-розовая трубка лампы, или идеально ровные края мраморных квадратов, или дурацкая пирамида метронома. Словно некое колдовство отводило мне глаза.
Сам я пребывал в центре зала. Ерзал на низенькой скамеечке все из того же унылого мрамора. Скамеечка вырастала прямо из пола, словно аппендикс необъятного чудовища, холодная и неуютная.
Впрочем, я не слишком долго изучал окрестности.
Минута-другая – и возникла Музыка. Из неоткуда, из плотного, пружинящего воздуха. Сперва я даже не понял, что случилось, – но вздрогнуло пустое пространство, поплыли мраморные стены, и тягучая, грустная мелодия заполнила все. Низкая, на пределе слышимости, она тем не менее заглушила все прочие звуки – и размеренный стук метронома, и дыхание людей в ультрамарине, и бешеные скачки моего собственного сердца. Сразу потеряли значение и страхи, и надежды, и назойливая пляска мыслей, и перечеркнутое прошлое, и зависшее в воздухе будущее. Невыразимо печальная музыка утешала неведомое горе, растворяла бесполезные теперь радости, подводила итог и звала, звала в дымную, клубящуюся пустоту.