Строгий профессор - стр. 19
Грустно вздохнув, бесцельно сверлю взглядом дверь, в которой неожиданно возникает Роман Романович. Конечно же, это странное совпадение, и мой преподаватель вовсе не собирался выискивать меня, выясняя, что случилось. Здесь продаются вкусные пирожки, и, взглянув на меня без особо энтузиазма, Заболоцкий направляется к витрине, выбирая выпечку.
В эту минуту я, как никогда, осознаю всю тупость своей влюбленности. Кому я нужна? Правильно, только маме.
Будь у меня любимый человек, я бы могла поплакать у него на плече, он бы сочувствовал, успокаивая. А так… При появлении профессора становится ещё тоскливее. Какая-то идиотская у меня жизнь. Живу с несчастной матерью, которая одиноко плачет по ночам и всё время моет дедовские сцули. Помогаю, когда дома, но мне так жаль её. Она ведь молодая ещё, ей едва исполнилось тридцать восемь. Ей бы построить свою жизнь, а она не живет, а мучается.
— Что это значит, Иванова? Вы пропускаете важное для нас обоих занятие ради того, чтобы посидеть в кафе с чашечкой кофе? Я был о вас лучшего мнения, Иванова.
Вместо ответа я быстро вытираю щёки. И не решаясь поднять глаз, смотрю перед собой, на деревянную столешницу. Я не знаю, что сказать в свое оправдание. Сижу, не произнося ни звука, по моему лицу сами по себе текут слёзы. Сейчас я хочу, чтобы он просто ушёл и оставил меня в покое. Но профессор стоит перед моим столом, будто его сюда по профсоюзной линии поставили. Сквозь распахнутое серое мужское пальто, я вижу обтягивающий грудь лёгкий свитер.
— Что с вами, Иванова?
Мы сейчас не в стенах универа. Я с ним поздоровалась, а обсуждать свои личные проблемы не обязана. В конце концов, ему это всё равно неинтересно. Ну пусть двойку мне поставит, если так ему станет спокойнее. Ещё раз в деканат можем сходить.
— Какой-то мальчик не ответил на эсэмэску?
Вот прямо сейчас он раздражает меня, и я решаюсь на него посмотреть. У профессора короткостриженая борода, пронзительные синие глаза и зачесанные назад тëмно-русые волосы. Заболоцкий хмурится. Его отчего-то беспокоят мои слёзы.
— Я прошу прощения за то, что пропустила наши дополнительные занятия. Больше этого не повторится.
Снова вытираю щёки, шмыгнув носом, приподымаю подбородок. Надо собираться и идти домой, выбора у меня нет. Повертев шеей, обнаруживаю, что куртка сползла со спинки стула и валяется на полу. Поднимаю, сгибаюсь и разгибаюсь, суечусь, пытаясь найти в рюкзаке кошелёк.
А профессор делает шаг вперед и бесцеремонно сдергивает с моей шеи платок. Черт, так я и знала. Он заметил! Он очень правильный, и в его понимании со мной произошло нечто ужасное. Так оно и есть, вот только его это не касается.
Тряпка, сползшая с моей шеи слишком тонкая, короткая и скользкая, не мудрено, что я спалилась, но ничего другого я в шифоньере не нашла. Следы дедовских пальцев чересчур четкие и яркие. Мне неловко. Не ожидала, что Заболоцкий начнет распускать руки и дëргать мою маскировку. Машинально прикрываю синюшные отпечатки пальцев на коже. Смотрю профессору в глаза. Умоляю оставить меня в покое.
А он выглядит так, будто ему защемили дверями яйца.
— Вы плачете из-за этого?
Я встаю, осматриваясь, собирая свои вещи. Теперь я понимаю, как ему удалось получить высшую ученую степень. Он просто всех там достал. И ему её вручили, чтобы избавиться.