Стремянка в небо - стр. 34
– Звездец, – выразил общее впечатление Вадик.
После того как женщин переместили на кровати, настал черед следующего дома. Потом еще одного. И еще. В общей сложности, жертвами поздних визитеров стало не менее пяти семей. Что они виноваты в случившемся, не сомневался никто. Открытые двери и еще звучащие в ушах голоса давно умерших родственников стали лучшими доказательствами. По крайней мере, для присутствующих.
С каждой находкой лица людей смурнели все больше и больше. Страх, недоумение, ярость являются питательной почвой для коллективного мышления, и когда эмоции перехлестнули через край, толпа переплавилась в единое существо со множеством рук, ног и глаз. Это существо желало знать, что происходит, а главное, кто в этом виноват. Единственным трезвым человеком – ну, кроме Пети, вечного наблюдателя и единоличника, и частично Федора – оставался Арменыч. Петя не узнавал его: старик помолодел, посвежел, приобрел яркость взгляда. Он внимательно выслушал призывы хватать колья и идти на кладбище и предложил сначала снести всех пострадавших в одно место. «Мало ли что», – как он выразился.
Для перевозки бессознательных тел нашелся грузовичок. Авто явно помнило начало шестидесятых годов, но ломаться прямо здесь и сейчас не собиралось. Везти тела решили к тетке Светлане, местной фельдшерице.
Та пользовала страждущих в отсутствие скорой медицинской помощи. Конечно, многого она не могла – так, зашить рану, измерить давление, дать хороший совет «по медицинской части», но для глухой деревушки свой фельдшер уже был благом. Жила она одна в добротном доме. Не бедствовала, благодарные пациенты то и дело подкидывали ей дары сельского хозяйства, с достоинством ею принимаемые.
Пока бессознательных односельчан рядами укладывали на одеяла, для мягкости подстеленные сеном, тетка Светлана ходила меж их недвижимыми телами, вздыхала. Иногда она садилась на корточки, щупала пульс и слушала сердце.
– Значит, так, – вынесла она вердикт. – Прямо сейчас везти их в больницу не надо. Они просто спят. Но вот следы на шее мне не нравятся. Как будто шилом укололи два раза. Не понимаю, зачем.
– Кровососы? – боязливо вопросил матерщинник Миха. – Теперь они тоже кровососами сделаются?
– Не верю я в кровососов, – отмахнулась тетка Светлана.
– А в оживших покойников? – коварно вопросил Миха.
Светлана не нашлась что сказать, только рукой махнула, отворачиваясь.
Погост был темен и тих. Желтого лунного света хватало только на кресты, отчего казалось, что они плывут в воздухе, не имея под собой никакой опоры. Чуть далее вырисовывались очертания стелы, посвященной воинам Великой Отечественной войны. У ее основания угадывались овалы венков. В воздухе разливалась благостность, та самая благостность, делающая невозможным посещение кладбища в определенное время суток с определенными намерениями. Она словно являлась запрещающим знаком. Всякие некрофилы и готы не в счет. Появление агрессивной толпы, вооруженной лопатами, кольями и другими подобными им орудиями, выглядело настоящим вызовом, если не сказать святотатством.
– А чего я-то?
Вопрос задал Ваняша, тот самый товарищ с античными чертами лица. Сейчас, правда, они были замаскированы синяками. То ли сам постарался, то ли жена наставила. Он стоял над могилой с лопатой в руках. Весь его вид демонстрировал неуверенность.