Стрелы моей любви - стр. 9

– Боже мой! Нина, ты как? – появившаяся у дверей скорой подруга заставила меня вернуться в реальность.

Как и в прошлый раз, Кити не позволила мне замкнуться в своем несчастии и одним своим присутствием привела меня в чувство.

– Я цела, – заверила я ее и для пущей убедительности вскинула подбородок.

– Это не совсем так, – возразил фельдшер. – У вас сильный ушиб правой кисти и вывих локтевого сустава. Возможно, рентген покажет что-то еще.

– А пальцы точно не сломаны? – робко переспросила я. – Очень больно…

– На перелом или разрыв связок не похоже. Больше скажет травматолог в больнице. Мы вас сейчас отвезем.

– Можно мне тоже поехать? – с надеждой в голосе уточнила Кити, готовая в любую секунду запрыгнуть в машину.

– Не нужно, – мягко отказала я ей. – Со мной все нормально, ты же видишь. Лучше вернись на вечеринку и… короче, насладись последним днем лета, ладно?

– Не будь такой, – обиженно пробормотала подруга, но спорить не стала. Не дожидаясь, пока мы уедем, она попятилась в сторону озера, однако ее взгляд по-прежнему был прикован к моей руке.

Кити лучше других понимала, чем для меня обернется эта травма. Я больше не смогу отвлекаться от происходящего в семье на стрельбу из лука и вернусь к тому, с чего начала три месяца назад, когда Женя попал в больницу. Вновь помешаюсь на собственном горе и стану бесконечно несчастной сестрой едва не погибшего в аварии брата.

Уезжая с пляжа, я мельком увидела Виллема-Александра, обнимающего за плечи опечаленную Кити. Если нарастающая с каждой секундой боль в моей руке поможет им сойтись, то так и быть – я не стану сильно расстраиваться.

Кто знает, может в будущем мне даже удастся пошутить на эту тему на их полной счастливых улыбок свадьбе?..

Монотонно помешивая тыквенный суп, мама укоризненно смотрела на ортез на моей руке – его наложили сразу после вправления локтевого сустава. Вывих оказался неосложненным, поэтому срок иммобилизации составлял примерно три недели, что лично я считала огромной удачей. Но родители, разумеется, придерживались иного мнения.

С их точки зрения я либо растеряла остатки инстинкта самосохранения, либо сделала это специально, чтобы покалечиться вслед за братом. Ничего из того, что они мне говорили, не соответствовало действительности, да и не пыталась я отыскать в их обвинениях хотя бы крупицу здравого смысла. Когда твои дети страдают, ты, должно быть, лишаешься всякого покоя и не находишь его до тех пор, пока им не станет лучше.

Как бы я ни хотела утешить расстроенную маму, у меня не получалось подобрать нужных слов. Сорок минут мучительной тишины мы посматривали друг на друга, так и не решаясь начать разговор. К счастью, в кухне появился отец, наскоро обтирающий полотенцем мокрую после душа голову. Он всю ночь просидел без сна, работая над строительным проектом очередного объекта, и проснулся только ближе к обеду.

– Утро доброе, птички мои. – Улыбаясь, он подошел к маме и оставил легкий поцелуй на ее щеке.

Он называл нас так с тех давних времен, когда мы распевали детские песенки, сидя в моей комнате. Сочетание наших мелодичных голосов напоминало ему то заливистую трель, то утреннее щебетание разноперых пташек за окном. На самом деле ни я, ни мама не отличались сильным вокалом, но, собираясь вместе, мы звучали вполне неплохо и даже мило.