Стрелы моей любви - стр. 13

У него не было ни единой причины говорить мне нечто подобное, и я, списав все на отчаянное желание завоевать мою лучшую подругу, молча отправилась домой.

Ласковое прозвище «Кити» закрепилось за подругой еще в детстве. Будучи беременной, ее мама прочла «Анну Каренину» и тут же определилась с именем для дочери, которую бережно носила под сердцем. Каждый, кто знакомился с девочкой, стремился называть ее правильно, официально. Но даже наши школьные учителя, строго соблюдавшие субординацию, довольно быстро отошли от помпезного «Екатерина» и смирились с общепринятым неформальным обращением «Кити».

Познакомившись с подругой, я впервые ощутила, что значит правильно подобранное имя. Идеально подходящие ей четыре буквы: в них заключались вся нежность и мягкость, которыми она обладала. Ее душа была теплой и светлой, точно маленький солнечный лучик, пробившийся в чью-то мрачную, темную жизнь. В полной мере я осознала это только недавно, когда неожиданно для себя стала спасаться одним только взглядом, брошенным на подругу.

После переезда Кити стала заходить к нам гораздо реже. Мы больше не жили по соседству, и это расстраивало нас обеих. Никаких тебе посиделок после школы за просмотром подросткового сериала и одной сделанной на двоих домашки. А когда на горизонте замаячил еще и выпускной, мы заговорили о том, куда будем поступать, и в момент осознали, что скоро расстанемся.

Вознамерившись во что бы то ни было сохранить нашу дружбу, я запретила себе даже думать о другом исходе, однако первая начала отдаляться, когда в наш дом нагрянула беда. Меня перестала пугать возможная разлука с подругой, и даже мысль, что мы больше никогда не поговорим, стала не более, чем пустым звуком. Я так сильно замкнулась в себе, что едва не потеряла то, что считала бесценным.

Не появись Кити на пороге нашей Академии в начале лета, к сентябрю мы, должно быть, уже потеряли бы всякую связь. Но сегодня, после первого дня учебы в Университете искусств она первым делом заявилась ко мне домой. В одной руке она держала крафтовый пакет с шоколадными круассанами, а в другой – мой любимый цитрусовый лимонад.

Быстро перекусив и обменявшись ничем не примечательными новостями, мы поднялись наверх.

– Есть новости о твоем брате? – как обычно, поинтересовалась подруга.

– Нет, все по-старому, – отозвалась я.

Женя никогда не был близок с Кити, но, несмотря на это, она часто заглядывала в больницу – в его скромную, до одури пугающую тишиной обитель – и здоровалась, приветливо размахивая ладонью перед Жениным бледным лицом. Может, надеялась, что он разозлится так сильно, что очнется, дабы прогнать ее прочь?

– Все наладится, – заверила меня Кити, когда я заметно сникла.

Меня утешала невозмутимость подруги, и я надеялась никогда не застать ее краха.

– Почему ты отказалась от его помощи? – поинтересовалась она, когда мы устроились на кровати в моей комнате.

– Что? – приподнялась я.

Она тут же продемонстрировала мне переписку на экране телефона. В одном из последних сообщений Виллем-Александр в подробностях пересказал ей наш разговор, не упустив ни одной детали.

– Он сделал это только из-за тебя, – ответила я, рухнув обратно на мягкие перьевые подушки.

– Неправда, – запротестовала подруга. – Он чувствует себя виноватым.