Стрекот муравья - стр. 19
– Гаудзло! Катси кхар! (Терпи! Ты же мужик!) – орал на меня брат.
Потом мы приехали на дядькино кладбище и дошли до одной из пустых ям, которую я своими руками раскапывал еще до праздников. А в ней…
– Твою мать! Резо, какого черта?! – я чуть не обделался от неожиданности.
На дне валялся тот самый амбал, который меня избил. Он был весь грязный, с перевязанными за спиной руками, заклеенным ртом и без сознания.
Двоюродный брат протянул мне лопату.
– Че-го?! – я вытаращил глаза. – У меня руки болят.
– Эта твой вьрак! – грозно выпалил Резо и бросил грабарку мне под ноги.
– Не-е-е-ет, – протянул я. – Пусть живет. Я его прощаю.
Родственник захохотал.
– Ты мать Тэрэза, што ль? Ха-ха. Пра́щать эво быть? – улыбка тотчас исчезла с губ Резо, а глаза загорелись яростью. – За́валыват яму! Бэс ра́сгаворов.
Я понял, что деваться мне некуда. Если не закопаю сейчас этого упыря, рискую сам оказаться на дне. Взял лопату и раз за разом стал нагребать в нее землю, посыпая ей беззащитного перца.
Помню, что тогда я совсем забыл про боль. Меня одолевали лишь противоречивые чувства злобы и страха к Резо и жалости к этому незнакомому мне амбалу. Да, он нехило меня прессанул. Но все же делал это, защищая родную сестру. А значит, не было в его поступке ничего ужасного, за что стоило бы лишать жизни. Я взмахивал лопатой и размышлял, как вдруг этот грузин очнулся.
– У-у-ум. У-у-ум, –выдавливал он из себя через заклеенный рот.
Глаза упыря выкатились, лоб напрягся так, что вены на нем виднелись через кожу. А сам он задергался, словно рыба на суше. Старался уворачиваться от падающей на него земли и освободить руки.
– О! Дила мшвидобиса! (Доброе утро!) – сострил Резо.
Я перестал работать, воткнул лопату в землю перед собой и навалился на деревянную рукоятку.
– Сиквдилис тсин рамис ткхма гинда? (Хочешь сказать что-то перед смертью?) – спросил присыпанного землей парня мой брат.
Тот закивал головой.
– Мытай! Слэзать к нэму и а́тарват скоч.
Я даже не думал больше перечить Резо, так что делал все, что он говорил.
– Убралот ар габедо квивирили! (Только не вздумай орать!) – пригрозил незнакомцу мой родственник. – Да мере… Итси. (А то… Сам знаешь).
Я аккуратно отклеил полоску скотча.
– Бодиши, дзмао! (Прости, брат!) – взмолился амбал. – Самудамод мемакхсовреба! Тсудад моиктса схентан. Гхвтис гулиствис, бодиши… (Век буду помнить! Плохо себя с тобой вел. Ради Бога, прости…) – он прильнул головой к моим ногам и стал целовать обувь.
В шоке я отступил пару шагов назад.
– Все хорошо, не переживай… Я тебя прощаю.
Резо загоготал в голос. Мы с незнакомцем его смех не поддержали. С каменными лицами и испуганными глазами смотрели на него, как на вершителя судеб и ждали, что же он скажет.
– Ладна, Мытай. Ра́зьвазат ему руки и вылаз ыз ямы.
– Как? Тут глубоко.
– Ну-у-у… Пуст этат тэба па́тсадыт, – он махнул рукой в сторону амбала.
Я развязал парню руки и взобрался к нему на плечи. Резо помог мне выбраться окончательно. Затем братец похлопал меня ладонью по плечу и ей же подтолкнул в сторону дороги, которая вела к выходу с кладбища.
– Э-э-э! Да мэ? (Э-э-э! А я?) – заорал человек из ямы.
– Схен твитон гамокхвал (Сам вылезешь), – ответил ему Резо.
Уже в машине я осыпал брата благодарностями. За то, что он защитил меня, объяснил обидчику, кто тут главный, и сохранил жизнь этому незнакомцу. Не знаю, собирался ли Резо прикончить его по-настоящему или хотел лишь припугнуть? Спрашивать я его об этом не стал. Меня и так колотило от всего произошедшего не меньше, чем того амбала в яме. Зато я точно понял одно: с двоюродным братом лучше не ссориться.