Страж южного рубежа - стр. 46

– Какая?

– Да он на каждый женский день восьмое марта в пьяном виде ломает себе если не руку, то ногу. Если не сломал, так день этот и на праздник не похож. Теперь перед каждым женским днем полковник Василенков со своим первым замом Дьяконовым даже своеобразный тотализатор устраивают. А сломает ли Николаич себе что-нибудь на этот раз? А что сломает – руку или ногу?

– Охренеть!

– А кто такой хохол? – переваривая сказанное, опять задал вопрос Улеб.

– Да как тебе сказать, Улеб Гунарович? – Монзырев только открыл рот. – Это…

– Это сверххитрожопый офеня. Ну, торговец мелким товаром. Лоточник, – опередил Монзырева Сашка.

Монзырев закрыл рот, во все глаза вытаращившись на Горбыля, удивляясь его новыми познаниями, вписавшимися в контекст реалий Киевской Руси.

– А что такое хитрожопый?

– Слишком много вопросов задаешь, Улеб Гунарович! – приподняв палец вверх, констатировал совсем окосевший Сашка. – Щас приму на грудь еще граммов двести пятьдесят, вот тогда и спрашивай.

– Все, расходимся, завтра трудный день! – прихлопнул столешницу ладонью Монзырев.

Компания стала собираться ко сну. На плечо Монзырева легла ладонь Вестимира.

– Что будем делать с пленным нурманом?

– Об этом я подумаю завтра.

По вечерам веяло свежестью, но порывы резкого ветра еще не напоминали, что холода уже не за горами. Юг. Месяц назад прошли зажинки – праздник пахаря, праздник хлебороба. Многие деревья стояли пока совсем зеленые. Земля еще не приняла на себя влагу проливных дождей, транспортные артерии не превратились в осеннюю распутицу.

По узкой лесной дороге, спокойной иноходью, скакала цепочка конных воев. Сторонний наблюдатель, если бы был таковой, вглядевшись в проезжих, одетых в броню и при оружии, решил бы, что шестеро варягов куда-то направляются по своим воинским делам. И был бы не совсем прав.

Возглавлял кавалькаду рослый широкоплечий красивый мужчина с ухоженными усами, спускавшимися по сторонам бритого подбородка, в островерхом славянском шлеме, обрамленном бармицей, мелкие кольца которой, покрывали плечи. Корзно, пристегнутое золоченой бронзовой фибулой на груди, широким пологом покрывало круп лошади, не сковывало движений всадника.

Сопровождающие экипированы по-походному рационально, но живописно. Среди них выделялись двое безусых юнцов. При внимательном взгляде можно было бы понять, что один из этих двоих – молодая красивая дева, а второй воин – отрок, еще не привыкший к ношению тяжелого доспеха. Шестым в колонне, на лохматой печенежской лошадке, выряженный в холщовую одежду и кафтан без всяких украс, скакал бородатый мужчина, все оружие которого составлял лук с колчаном стрел за спиной да нож у пояса.

Лошади перешли на размеренный шаг, шуршащий дорожный песок вылетал из-под копыт. Расступившийся лес открыл взору небольшую полянку с набитой колеей дороги по центру. С правой стороны от дорожного полотна, у самого начала зеленой стены леса, отчетливо проглядывался невысокого размера истукан. Бородатый лик с подобием улыбки производил впечатление уюта. При виде толстого божка задний всадник понуканием заставил своего мохноногого конька прибавить бег и, обогнув остальных, догнал старшего:

– Боярин, вон наш чур у дороги, до веси не далее двух стрелищ пройти осталось. Остановиться бы потребно, оказать уважение Диду.