Страж и Советник. Роман-свидетель - стр. 19
– Есть, наверное, смысл – при свечах?– Президент не терпел непонятного.
– Левиафан дикое укрощает силой! А Розанов любовью!
– Я помню, как ждал письма. – Вдруг сказал он.
– Я и сейчас жду.
– Чего именно?
– Не знаю…
Он жестко смотрел на меня.
А говорить, знает любой доцент, можно двумя способами: открывать файлы или открывать шлюзы.
Но шлюзы не открывались под жестким взглядом.
И надо сейчас посметь улыбнуться.
– Розанов говорил о письме! Всех ко всем. Придумал Кадм, сын финикийского царя. Трудное дело! – Туго раздвигались створы первого шлюза. – Требовалось внимательное наблюдение за движеньями языка, нёба, губ и дыхания. Чтоб каждой букве найти звук. Простая наружка! – Хотел я сказать, не сказал. – Но главное дать имена. Создать, ведь их нет в природе. Без речи нет памяти! – Томас Гоббс из открытой папки левиафанил моими словами. – Без способности речи не было бы государства, не было бы договоров, не было бы мира. Была бы сплошная война! Похожи люди на львов, медведей и волков.
– А на драконов?
– Не знаю.
– У меня скоро поездка в Китай. Со мной поедешь?
– К драконам?
Президент не любит, когда спрашивают.
И надо мне продолжать.
Первым творцом речи был Бог, который научил Адама, как поименовать тварей. Адаму надо прибавлять имена, чтоб использовать созданных! Соединять имена, чтоб быть понятым. И со временем столько слов накопилось, сколько нужно было Адаму. Хотя и не столько, сколько необходимо оратору или философу. В самом деле: из Священного писания нельзя вывести прямо или косвенно, что Адам знал названия всех фигур, чисел, мер, цветов, звуков и представлений. Еще меньше оснований считать, что он знал слова общее, утвердительное, отрицательное, желательное бытие, сущность, неопределенность и другие ничего не выражающие слова схоластов. Но весь язык, приобретенный и обогащенный Адамом и его потомством, был снова утрачен, когда строили Вавилонскую башню, Бог покарал каждого за мятеж забвением прежнего языка.
– А Советский Союз?
– Простите?
– Вавилонская башня?
Гоббс из открытого шлюза ничего не знал про советский народ – новую общность. И ничего не знал про соборность, силу, тербаты, террор. А слишком доверяющие книгам люди проводят время в порхании, не обращаясь к истокам.
– А в чем исток? – Президент прерывал на самом, казалось бы, ясном месте.
– Жизнь бесконечна… человек конечен. Исток философии, исток музыки! Письмо любовно по своей природе.
– А что дает любовь?
– Любовь дает бессмертие! – Открылась папка с диалогом Платона «Пир».
– А после демократии всегда приходит Тиран? – Президент знал не только этот диалог.
– Ад есть?
– Каждый носит его в себе.
– Жить без любви можно?
– Можно… безлюбовный ад!
– И что такое любовь? —
– То, наверное, чего больше нет?
И в его взгляде ни любопытства, ни желания понять, ни интереса ко мне. Он жил в каком-то странном прободении времени. И сейчас во мне отыскивал то, что видел и знал: Гоббс привел Левиафана и Бегемота, визжали свиньи с горящей щетиной, дико ревели от их визга боевые слоны, топтали своих и чужих, либералы на площадях революционной подделки напрягли голоса, глухо ворчали потревоженные губернские и уездные города, на площадях взвивались призывы, иногда постреливали. Открытие охоты на человека было не так, как в сезон на уток, целились в каждом дне, падали двуногие селезни и утицы, скулили полицейские псы, дымились стволы, пыж тлел на позеленевшей после дождя свежей отаве. Зерно согревалось в буртах, подорожала в очередной раз солярка, два новых полка истребителей пятого поколения встали на боевое дежурство.