Стравинский - стр. 52
– Давай выпьем.
Выпивают.
Сергей Романович морщится, потирает виски, – Вот зачем они ходят?
– Так за стихами, сам сказал.
– Я, Тамерлан, стихов не пишу.
– А кто пишет?
– Не знаю. Никто. Стихи сами по себе… Но я их слышу… Может, Бродский успокоиться не может?
– Кто это?
– Один человек. Жертва.
– Сейчас слышишь?
– Что?
– Стихов.
– Сейчас не слышу.
– Поправил здоровье, вот и не слышишь. Послушай Тамерлана, брат. И постарайся поверить, мна… Будешь слушать?
– Буду.
– Нет никого, мна.
– Нет?
– Нет…
– Может быть…
– Никто к тебе в четверг не ходит.
– Может быть… Наверное, ты прав… Да мне всё равно, я, Тамерлан, за Алешеньку боюсь.
– Нет Алешеньки.
– Сбежал?
– Нет, и не было.
– И куда его черти понесли?
– Нет Алешеньки. И не было никогда, мна… Тебе врача надо, брат. Тамерлана слушай. Никого не слушай, а Тамерлана слушай. Иди к врачу, брат. Завтра. Иначе, мна, сдохнешь.
– В добрый путь… Зачем так сказал?
– Сам сдохнешь или Тамерлан тебя зарежет.
– Зачем так сказал?
– Люблю тебя, брат. У Тамерлана кроме тебя никого нет, мна.
Выпивают.
Стравинский улыбается, – А и впрямь.
– Что?
– Вот, вот, вот…
– Что?
– Полегчало, как будто полегчало. Тепло… Еще полчаса – и совершенно здоров… Люблю эти полчаса… Теперь пусть ходят, пусть хоть каждый день ходят. Все равно, не открою им больше. Не стану открывать и всё. И врача не нужно… Если хочешь, буду молчать. Ничего рассказывать не буду. Это не сложно, я люблю молчать. Я и с ними молчу, только они мысли мои читать умеют. Все равно, что разговор получается. А вот с улицы не прочтут. Стены толстые… Пусть приходят, стоят, ждут… Я научусь не думать о них. Не волноваться научусь. Я сумею… никакого врача не нужно.
– Нет никого, мна. Они все в твоей башке. Веришь?
– И ты?
– Ай-ай, совсем крыша поехала. Зачем так пьешь? Тамерлан умеет, а ты не умеешь. Тебе, брат, больше нельзя. Совсем. Зачем так пьешь?
– Ну, хорошо, открою тебе, Тамерлан, одну тайну. Может, и не стоило, да уж решил… Наверное, нужно это знать… А, может быть, и нет… Вообще об этом все знают, только думают – шутка, присказка, – переходит на шепот, – Небо, Тамерлан, на землю падает. На самом деле. За день пятнадцать – двадцать километров… Укрываться нужно, Тамерлан. Укрытие искать… Пятнадцать – двадцать километров. Для неба огромная скорость.
– И что будет?
– Странна муки всякие покажи мя.
– Не понимаю, что сказал, но, чувствую, правильно сказал. Всем сердцем.
Эх, Тамерлан!
Как-то спросил его, – Ты зачем здесь, Тамерлан? Сам по себе, вижу, терпишь, душа далеко. Зачем?
– Ожидаю.
– А чего ожидаешь?
– Проясниться должно, мна. Пока только мясные помои.
– Что, мясные помои?
– Неприятно.
– Ну, предположим, прояснится, а дальше что?
– Пока знать не дано, мна. Подсказка будет.
– Кто же тебе подскажет?
– Может, Тамерлан сам себе и подскажет.
– А дальше-то что?
– Тишина, чистота. Тамерлан давно готов, уже давно готов, мна… Тамерлану кого-нибудь одного не жаль. Себя не жаль, никого. Вот тебя, разве что. Немного. Жалеть, любить потом будем. Потом – сколько угодно. А пока рано. Молчок. Тамерлан услышал, понял. Готов.
– Готов к чему, Тамерлан?
– Все равно.
– Чистоту любишь?
– Всем сердцем.
11. Смирение. Весна
– Что и требовалось доказать, – ворчит Диттер, пальцами протирая очки перед тем, как отправиться в путь.
– Вы что-то сказали? – отозвался Насонов.