Странствующая труппа - стр. 6
– Дела как сажа бела, но все-таки в воскресенье можно первый спектакль поставить, – отвечал Котомцев.
– Где? В мыловаренном храме славы?
– Ах, уж и ты знаешь о здешнем мыловаренном храме?
– Как же, как же… О всем известился, съездил даже и в это мыловаренное обиталище Талии и Мельпомены. Вот новый благоприятель свез… – кивнул Днепровский на рыжеватого елейного господина. – Позвольте вас познакомить. Здешний нотариус…
– Евлампий Петрович Буканин. Артист в душе… – подхватил елейный господин и протянул Котомцеву руку.
Отрекомендовался и Котомцев.
– Директор-распорядитель нашей труппы, – прибавил Днепровский. – На него все наши надежды. В его руках будет и репертуарная часть, и денежная. Ну что ж, присаживайся к столу. Водка еще есть, но уж закуска в умалении.
– А мы еще чего-нибудь спросим, – откликнулся нотариус. – Чего прикажете, господа, на закуску?
– Да похлебать бы чего-нибудь, а то целый день в сухомятку… – проговорил Безымянцев.
– Рыбной селянки прикажете?
– Вот, вот… Да хоть пару пирогов дутых на четверых.
– Арефьич! Изобрази! – крикнул нотариус буфетчику. – Да подать сюда селедку.
– Я, господа, водки пить не стану, – сказал Котомцев.
– Ну?! С чего же это так? Нельзя… Для первого знакомства надо.
– Надо, надо… – подхватили Днепровский и Безымянцев. – Евлампий Петрович все равно что товарищ. Может быть, ему придется быть звеном нашей труппы. Актер ведь.
– Я все, господа… И актер-любитель, режиссер, чтобы за выходами следить, и суфлер, и кассир, и ламповщик. Куда хотите, туда меня и ткните. Рад поработать для вас и для искусства.
– Храм-то искусства только уже очень плох, – сказал Котомцев.
– Э, что тут! Только бы сборы брать! – махнул рукой Безымянцев. – Мы под Петербургом, на даче играли раз даже в дровяном сарае, а публику на дворе под парусинный навес посадили. Быть бы только здорову да попасть в Царство Небесное, а помещение что!
Подали селедку. Нотариус разливал по рюмкам водку.
– Приспособим вам этот мыловаренный завод для спектаклей, отлично приспособим. Вы уж положитесь на меня, – говорил он. – А теперь, господа, за ваш будущий успех!
Все взялись за рюмки.
IV
– Позвольте… Но что же вы думаете ставить для первого спектакля? – спросил Котомцева нотариус.
– Ох, уж и сам не знаю, что!
Котомцев запустил руку в волосы со лба, провел ее до затылка и стал чесать затылок.
– А какие у вас больше пьесы любят: ковровые или полушубные? – задал вопрос резонер Днепровский нотариусу.
– То есть как это ковровые? – недоумевал нотариус.
– Ах да… Ведь вы наших театральных терминов-то не знаете. Ковровыми пьесами называются пьесы с великосветскими действующими лицами, ну а полушубными – пьесы из мужицкого и купеческого быта, – пояснил Днепровский. – Так вот, которые больше любят?
– Как у нас могут что-нибудь любить, ежели в год бывает один-два любительских спектакля, а два года тому назад и никаких спектаклей не было. Спектакли у нас только лесничиха ввела, когда приехала к нам с мужем.
– Тогда для такой публики ковровые пьесы, пожалуй, лучше, – проговорил Днепровский.
– Лучше… Ты знаешь, что ковровые пьесы нам ставить нельзя, – отвечал Котомцев.
– Отчего? – спросил Днепровский.
– Отчего, отчего… Странный вопрос! Послушайте, вы в душе артист, стало быть, и друг актеров… Могу я говорить откровенно при вас? – отнесся Котомцев к нотариусу.