Странствующая труппа - стр. 28

– Полезайте, полезайте… Сейчас начнем. Ну, господа, кто на сцене? Занимайте места.

Занавес подняли при совсем пустом театре.

На третий спектакль в афишах были объявлены комедия Островского «Не в свои сани не садись» и водевиль «Что имеем, не храним». Формат афиши был увеличен вдвое, белая бумага заменена красной, желтой и зеленой, названия пьес были напечатаны самыми крупными буквами, спектакль был назначен в воскресенье. Актеры ожидали хорошего сбора. Еще с вечера в кассе, то есть в типографии Варганчика и в суровской лавке Глоталова, было продано на двадцать шесть рублей билетов, мировой судья навязал кому-то на семь рублей, лесничиха продала на пять рублей, но на этом и «заколодило», как выражался Котомцев. В воскресенье с полудня пошел проливной дождь, продолжался вплоть до вечера, и театр во время спектакля был пуст. Не пришли даже и некоторые из тех, которые с вечера взяли билеты. Актеры, потерявшие всякую энергию, играли спустя рукава. Уныние было полное. Котомцева была раздражена.

– Вот вам и воскресенье! Вот вам и праздник! Рассказывали, что здесь только по праздникам сборы. Подите в кассу, полюбуйтесь, посчитайте, сколько продано, – говорила она лесничему. – Сегодня только трое каких-то приказчиков приехали за билетами, да и то пьяные.

– Да ведь посмотрите, барынька, какой дождь с утра, – отвечал лесничий. – А дождь уж от Бога. Супротив Бога ничего не поделаешь.

– Сегодня дождь – и оттого сбора нет, в среду поминки у головы – и оттого сбора нет. Что же это за место такое проклятое, что то дождь, то поминки мешают сборам! Просто это оттого, что мы играем за городом, у черта на куличках.

– И это имеет влияние! То, что театр за городом, – большое препятствие сборам, но будь хорошая сухая погода – даю слово, что около двухсот рублей сегодня собрали бы. Я знаю, многие сегодня собирались в театр и из-за дождя не приехали.

– Чует мое сердце, что застрянем мы здесь и не с чем нам будет даже выехать.

– Полноте, полноте! Уж до Краснопузырска-то мы вас доставим, – утешал ее лесничий.

– Последнее это дело будет, ежели Христа ради нас станут из города в город переправлять. Да и с чем мы туда приедем? Костюмы-то вот мои придут из Петербурга, из заклада – сейчас и придется их вновь закладывать, чтобы с гостиницей рассчитаться.

Сам Котомцев угрюмо молчал и кусал губы.

– В среду надо попробовать не ставить здесь спектакля, а попробовать устроить литературно-музыкальный вечер в ратуше, – сказал он наконец. – Ратуша все-таки в центре посада, и туда публика охотнее пойдет. Я могу прочесть «Записки сумасшедшего» Гоголя, ваша супруга споет малороссийские песни. Она отлично поет, – обратился он к лесничему. – Моя жена прочтет несколько стихотворений, господин Кац сыграет на рояле…

– В чем я буду читать стихотворения-то перед публикой, позвольте вас спросить? Не в этом ли ситцевом платье? – иронически задала ему вопрос жена.

– Да уж к среде, душечка, должны же прийти из Петербурга твои хорошие платья. Это один-единственный исход. В среду нельзя здесь ставить спектакля. Сбору будет еще меньше, чем сегодня. А вечер в ратуше – другое дело.

– Жена моя к вашим услугам… – поклонился лесничий.

– Господа! Я хочу музыкально-литературный вечер в ратуше в среду устроить! – крикнул Котомцев бродившим по сцене актерам. – А здесь спектакль отменим. Голова обещал мне залу в ратуше.