Странники Одиннадцати Пространств. Нет худа без добра - стр. 26
– Сейчас весь Млечный Путь – подполье с Двумперией во главе!
– Согласен. Но я-то запасался клетками задолго до тёмных времён. Теперь второе. Если ты не хочешь ненароком съесть часть какого-то своего знакомого, можешь прогнать клетки через энциклопедический секвенатор и посмотреть, кому же они принадлежат. Наконец, все человеческие клетки тут – фордокс-приманские. А это, друг мой, совсем другой вид человека. Земляне ведь в Космос ещё не вышли, поэтому их клетки в свободном доступе не найти. Никто у вас их не брал.
– Ясно. Тогда это даже как-то… уже не так страшно. Впрочем… хм, другой вид… боюсь, фордокс-приманец будет сильно отличаться от землянина по вкусу.
– Есть здесь один землянин, которому не составит никакого труда плюнуть в пробирку.
– Что?
– В слюне много лейкоцитов. Лейкоциты – самый благодарный материал для выращивания живых тканей.
– Погоди! То есть, ты мне предлагаешь … попробовать самого себя?!
– Почему бы и нет?
Пока Витс пытается собрать какую-то мысль из разрозненных кусочков, Стив добродушно посмеивается:
– Если ты всё ещё чувствуешь себя неловко, посмотри, что кладу в биореактор я.
– На пробирке написано… твоё полное имя на хокене! Это твои клетки?!
– Да, друг мой!
– Но ты же последний из своего вида, ты мог бы их использовать для того, чтобы восстановить своих братьев!
– При мне всегда триллионы клеток.
– Да и ешь ты… очень редко!
– Конечно. Всё благодаря восьминогим подкрадам. Эти сильные и очень умные хищники сделали нас, хокенд’ивенов, теми, кто мы есть. Они следовали за нами по пятам, не давали покоя ни днём, ни ночью. Только в негостеприимных горных пустошах подкрады нас почти не преследовали. Так мы и научились обходиться малым – кстати, не только в еде. Хотя мы по традиции и ругаемся подкрадами, на самом деле мы им глубоко благодарны. Интересная связь, не правда ли?
– Ещё бы.
Стив уходит с кухни. Обдумывая всё, что сказал терраформ, Витс и не замечает, как из собственных лейкоцитов сооружает с помощью синтебиотека самый настоящий стейк. И без колебаний пробует его.
Результат, впрочем, Витсу не нравится.
– Мда, – бормочет землянин. – То ли я так плохо готовлю, то ли я и вправду такой невкусный.
– То есть, это, ну, ты не будешь, как бы, доедать, а? – раздаётся вдруг тонкий голос лопхофсслы из-под кухонной раковины.
– Э-э-э… пожалуй, не буду. Нет, никакой я не дикарь-каннибал. Труп коровы и живой салат меня устроят гораздо больше.
Витс усмехается. Кажется, его действительно больше не смущает своеобразная кулинарная этика Космоса с большой буквы, раз он позволяет себе такие… солёные шуточки!
– А ты… кстати, как тебя зовут? – интересуется человек у лопхофсслы.
– Я, это, Юрксла Заксла, значит, – отвечает обитатель кухни.
– Витс, очень приятно. Держи свой стейк.
– Это самое, как его, спасибо!
Прижав к себе шестью тонкими ручками продукт необычного кулинарного эксперимента, Юрксла уползает в своё скромное обиталище. Витс же понимает, что не так уж и плохо быть тем, кто отдаёт свои клетки другим существам для еды. Наоборот, есть в этом что-то альтруистичное и даже умиротворяющее.
В отличие от Витса, который впервые за долгое время обрёл покой, Млем терзается многими странными мыслями. Несмотря на то, что его друг – точнее, бывший друг Донлэ никогда не был для него авторитетом, слова декаперода глубоко запали в мозг центору. Пусть даже эти слова были и не его собственными, а йорзскими. Предопределённость истории и неистребимые инстинкты – вот что тревожит Млема. Поговорить о первом оно решает с Джексом, который, как оно чувствует, ещё не до конца смирился с потерей Фордокс-Примы, хотя и всеми силами пытается это скрыть, даже от самого себя. Дверь в каюту киборга немного приоткрыта – а это, как знает давний друг Джекса, знак того, что войти и поговорить очень даже можно. И всё же, вежливое по природе центор аккуратно интересуется, заглянув в каюту тремя из пяти глаз: