Странник и его страна - стр. 22
Пропуск выписывает КГБ. Областное или краевое. В Ленинграде – Литейный. Служба пропусков в пограничные зоны. Не все знали, что погранвойска – это не армия, а КГБ. Призывали-то в армию.
Я заблаговременно сходил туда узнать, что как. В коридоре очередь, на стенах «Правила» под стеклом – бронзой по черному, не как-нибудь.
Оснований три. Личный вызов, в смысле приглашение. К родне или даже можно друзьям. Но насчет друзей мне объяснили в очереди, что может и не прокатить. Могут начать спрашивать и проверять, сколько вы дружите, да правда ли это, да зачем тебе ехать. И без объяснений отказать.
Второе основание – вызов на работу. Это железно, автоматически, но такой вызов надо реально иметь, то есть ехать работать.
Третье основание – командировка. Раз командировали – ну что ж, нет проблем, проформа. Но по закону!
Я поехал в Дом Прессы на Фонтанку, явился к ответсекру «Смены» Охотникову и предложил себя. Бесплатно. Я поеду на Камчатку, а по дороге буду слать им материалы. Только мне нужно выписать командировку. Без денег. Только бумажку.
Охотников смотрел на меня, как попугай на троцкиста. Он все допытывался, на кой мне это надо? В честную любовь к просторам Родины огромной он не верил. Ушел советоваться к редактору и передал резолюцию: «Авантюра». С чем и выгнал.
Визиты в «Вечерку» и «Ленправду» прошли по тому же сценарию. А почему вы не хотите взять командировку в вашей родной газете «Ленинградский университет»? Это был законный вопрос.
В до боли родном «Ленинградском университете» ко мне, заслуженному третьекурснику после двух дальних строек и с Золотым комсомольским значком ЦК, отнеслись с незаурядным жлобством и остались осмысливать пожелания сдохнуть всеми способами.
И тогда я отправился, как к разбитому корыту, в собственный филфаковский деканат, придумывая на ходу, что хочу журналистскую практику вместо музейной, и прямо сейчас. Мне любезно предложили выбирать любой пункт в границах Ленинградской области. Все суки были или хитрыми, или тупыми, или не хотели брать на себя никакой ответственности.
В состоянии абсолютной легкой наглости «терять нечего» я пришел к декану журфака. Вернее, к его секретарше. Вот мой студенческий, я собрат-филолог, хочу пройти практику на Камчатке, в деканате разрешили журналистскую вместо музейной, но сказали, что обращаться надо к вам. Мне было чуть-чуть неловко ее затруднять, я был совершенно спокоен, весел, учебный вопрос.
И! Она открыла ящик стола. Вытащила пачку командировочных бланков. С шапкой журфака ЛГУ, печатью и подписью. И мило уточнила:
– Вы для какой газеты писали? Куда вы направляетесь?
– «Камчатская правда»! – выпалил я наиболее вероятное. Своя правда должна была быть в каждой области.
Она заполнила бланк на мою фамилию и протянула. И тут мимо нас мужчина вошел в деканскую дверь. И бланк уже оказался обратно в столе.
– Знаете, – с легким беспокойством и сожалением сказала она, – декан вернулся… вы на всякий случай все-таки зайдите к нему… как он решит. Хорошо?
– Конечно! Спасибо! – радостно улыбался я и постучал к декану.
Декан был сумрачен. Все они при моих словах тускнели сумрачней сопли на морозе. Декан сумрачно вышиб меня за дверь.
– Ну как? – спросила секретарша.
– Конечно разрешил, – легко улыбнулся я, пожимая плечами и строя ей глазки.