Странник - стр. 25
Кто-то засвистел мотив похабной трактирной песенки, матросы зафыркали. И внезапно, неожиданно для Николаса, портовый город стряхнул с себя остатки ночного сна. «Красные мундиры» наводнили улицы: подтянутые фигуры с начищенными пуговицами выглядели еще аккуратнее на фоне окружающего хаоса. Телеги застонали и заскрипели под весом грузов, перевозимых в город и из города, жители засновали туда-сюда. Зеленые пальмы и кустарники казались раскрашенными солнцем, сияя от удовольствия под его жаркими поцелуями, как всегда после изрядной бури. Старая крепость на западе возвышалась над городом четырехконечной звездой, высокие стены подмигивали на солнце мокрыми серыми камнями.
– Пошли, – сказала София, кивая в сторону кораблей в бухте. – Мечтаешь о побеге, так вот тебе: две, три – четыре возможности под рукой.
– О чем ты? – спросил он, прогоняя мысли, как это чертовски раздражает, когда она читает его мысли. – Все никак не протрезвеешь?
– Просто очень наблюдательна, – ангельским голоском пропела она.
– Как бы ты ни думала, будто знаешь что-то, уверяю тебя: ничего ты не знаешь.
– Я знаю, что ты понапрасну терял здесь время. Знаю, что тебя не очень-то волнует астролябия, а волнует лишь первая девчонка, остановившая на тебе свои голубые оленьи глазищи.
– Неправда, – возмутился он. – И потом, разве у оленей бывают голубые глаза?
– Тогда что мы тут до сих пор делаем? – с вызовом поинтересовалась София, упирая руки в боки. – Уж не надеешься ли ты, что, прожди мы тут подольше, женщина найдет свою дочь и приведет ее тебе прямо сюда? Нам не нужно ничего выяснять про последний общий год. Это несущественно. Если астролябия у Тернов, они путешествуют с нею, и найти их – значит, скорее всего, найти прибор. Но ты ведь о таком даже и не думал, признайся?
Он устал, ужасно устал от Айронвудов, от путешественников, от всего этого вмешательства в жизни невинных людей и лишений, которые тем приходилось терпеть из-за жадности и ненасытных притязаний его «родни». Ему уже хотелось сказать: «Пусть Айронвуд заберет эту проклятую астролябию с собой в ад», если бы не урон, который, как он знал, Айронвуд мог нанести времени Николаса.
– Я обещал, – только и ответил он.
– Обещания для святых и неудачников. По большей части мы не держим даже тех, что даем сами себе.
Он кисло посмотрел на нее из-под шляпы:
– Мы с тобою совершенно не похожи.
– Не говори! – хохотнула София. – Но, по крайней мере, наберись мужества признать, что все, чего ты по-настоящему хочешь, – найти Этту.
Больше жизни. Это было сродни выходу в море в ливень – куда бы он ни направился, ему было не уйти от холодного дождя правды. Этта хотела бы, чтобы он завершил начатое, нашел астролябию.
И оставил бы ее умирать?
Его пальцы нежно сжались, он почти почувствовал вновь, каково это – держать ее за руку.
И в этом и было все дело. В спокойной уверенности, что он знает ее, как самого себя. Ничто не имело смысла, если Этта погибла; будущее не принадлежало ему, оно принадлежало ей, навсегда привязанное к ее мечтам. Он хотел для нее успеха и триумфа, возможности реализовать неутоленные желания ее сердца. Все, что есть хорошего в этой жизни, было ее или для нее.
Временами он ощущал их встречу как неизбежность, даже при всех неумолимо малых шансах. Каждый раз, когда что-то вставало у них на пути, препятствие лишь подпитывало настоятельную потребность быть вместе. Но то и дело, глядя ли на огонь в ночи или выкраивая минутку для себя, он попадал в сети сомнения. Они оба так упрямы. Так готовы сражаться против сложившихся правил, против заточения в навязанные извне рамки, что он опасался, не сошлись ли они только из чувства противоречия.