Страна возможностей - стр. 7
– Иногда больше одного.
– Это сколько – больше одного?
– Ну, как-то раз выдал пять. Всего один раз.
– Чего? Этот хуй сидит уже упитый, на купоны твои он десять бокалов выжрал. Хорош так делать, слышь!
– Мне жаль, прости. Налей воды, пожалуйста.
Он налил, поставил передо мной неполный бокал.
– Сто рублей.
– Смешно.
– А я не шутил.
Я допил и вернул стакан.
– До свидания! – И вышел вон.
Работать на пепелище было весело, даже странно, что за это платили нам, а не наоборот. Мы скидывали в кузов грузовика разный хлам, запрыгивали туда же, в эту кучу, и ехали с ветерком до пепелища – большого выжженного черного куска земли. Там мы сбрасывали мусор на землю, собирали в кучу, опоясывали горючей черной лентой, сделанной из гудрона и смолы, и кидали спичку. Потом долго смотрели, как черный густой дым взвивается вверх, и глаза наши слезились, и першило в горле.
Как-то раз, когда я наблюдал за огнем, ко мне подбежал глухонемой Виталик – юродивый маленький мужичок лет сорока, как Герасим, только Герасим был сильный и большой, а Виталик – маленький и жалкий.
– М-м, му, му, му, – мычал он, размахивая руками, жестикулируя и показывая на пламя, видимо, рассказывая какую-то волнующую историю.
– Ого. Правда? Ничего себе, – говорю.
Ничего из его мычания я, конечно, не понял.
Начальник открыл маленькую дверь в огромный ангар.
– Ох, сюда мы лет пять уже не заходили. Вот вы там первые и будете.
Я слышал, что когда люди только начинали исследовать египетские гробницы, их, дураков, спустя какое-то время начала косить смертельная хворь. Винили, конечно, проклятия фараонов, в чьи погребения забрались без спроса, а на самом деле там тысячелетиями жила злая плесень, которая попала в легкие исследователей, из-за чего бесславно окончились их далеко не бессмысленные жизни. Моя-то жизнь будет проще, чем у них, но есть вероятность, что и я из этого ангара не выйду. Сдохнем мы от пыли и плесени, что здесь годами жила и поедала дерево, и положат нас в гробы местного производства, и, что самое страшное, в школу в сентябре мы уже не пойдем. А насколько я знаю свою учительницу по математике Наталью Геннадьевну, такая причина для нее не является уважительной.
А ведь я уже начал планировать начать учиться так хорошо, чтобы вообще больше никогда руками не работать. Перестать прогуливать, перестать исправлять двойки в дневнике и вырывать страницы из тетради. Алгебру я буду учить, клянусь. Лишь бы только не работать на заводе или промоутером, не таскать бревна с детьми божьими Андреем и Пашей, не мыть машину отца, а если мыть, то просто так, а не за деньги. И уж точно не рвать траву для кроликов. Хочу носить форму и даже рубашку буду в брюки заправлять, клянусь, лишь бы не эту спецодежду вонючую.
В ангаре загорелись лампы над потолком. Внутри наваленные горы ДСП – древесно-стружечных плит. Гора плит была с меня ростом.
– Мальчики, нужно, чтобы вы все это разломали, вынесли отсюда, освободили ангар и свезли на сожжение.
Начальник выдал нам две большие кувалды и перчатки – такие, с пупырышками на ладонях, чтобы не скользили. Но они обычно все равно скользят, и приходится работать голыми руками. Если бы через полчаса кто-нибудь зашел на этот склад, то ничего не смог бы разглядеть через густые облака древесной пыли, а если бы и смог, то увидел двух скачущих по горам ДСП парней, под музыку крушащих кувалдами доски. У меня, например, в наушниках играл Slipknot, чтобы работать с большей злостью. И потом бы этот человек запер за собой дверь и больше никогда сюда не возвращался.