Страна призраков - стр. 29

– Да, твой отец мог выбирать. Может, в большей мере, чем твой дед. – Хуана обернулась и посмотрела племяннику в глаза.

– А почему?

– При русских твой дед был очень могущественным человеком на Кубе, хоть и держался в тени, а твой отец – первым и любимым сыном очень могущественного человека. Но дед, конечно, знал, что русские уйдут и все переменится. В девяносто первом году, когда это случилось, он угадал «особый период», дефицит и остальное. Угадал, что Кастро потянется к символу злейшего врага – американскому доллару. И конечно, он понял, что лишится власти. Впрочем, я расскажу тебе про твоего деда один секрет.

– Да?

– Он был коммунистом. – Хуана залилась таким поразительно девичьим смехом, что на миг показалось, будто в крохотной кухне есть кто-то еще. – Сантеро[15], да, но коммунистом больше. Он верил. Все получилось не так, а уж мы-то знали больше простых людей, и тем не менее твой дед, по-своему, верил. Он, как и я, бывал в России. Как и я, имел глаза, чтобы видеть. И все равно верил. – Она пожала плечами, улыбнулась. – Думаю, это придавало ему некую дополнительную силу, дополнительную власть над теми, с кем мы благодаря ему оказались связаны. Они всегда подозревали о его вере. Не трагической, клоунской, как у восточных немцев, а скорее наивной.

Кухню наполнил запах поджаренного хлеба. Молоко почти закипело, и Хуана начала взбивать его бамбуковым венчиком.

– Разумеется, проверить они не могли. Тогда все говорили, что верят, по крайней мере – прилюдно.

– Почему ты сказала, что у него было меньше выбора?

– Глава большой семьи обременен обязанностями. А мы к тому времени стали не просто семьей, а тем, что мы сегодня. Твой дед мечтал о справедливом государстве, но в итоге выбрал семью. Будь он один, остался бы на Кубе. И может, даже еще и сейчас был бы жив. Гибель сына, конечно, сильно повлияла на его решение переправить нас в Америку. Садись.

Она поставила на столик желтый поднос, белое блюдце с тостами и большую белую чашку кофе с молоком.

– А этот человек помог деду перевезти нас сюда?

– В каком-то смысле.

– Как это понимать?

– Многовато вопросов.

Тито улыбнулся ей снизу вверх:

– Он из ЦРУ?

Хуана грозно зыркнула из-под серого платка. Бледный кончик языка показался в уголке ее рта и тут же исчез.

– А твой дед был из ДГИ?

Тито задумчиво окунул кусочек тоста в кофе и прожевал.

– Ну да.

– Правильно. Был, конечно. – Она потерла морщинистые ладони, словно что-то с них стряхивая. – Но на кого он работал? Вспомни наших святых, Тито. Два лица. Всегда два.

Инчмейл всегда был лысеющим, серьезным, немолодым – даже в первую встречу, когда им с Холлис только-только исполнилось девятнадцать. Фанатам «Ночного дозора» обычно либо нравился он, либо она и крайне редко – оба сразу. Бобби Чомбо, видимо, относится к первой категории, думала Холлис, пока Альберто вез ее в «Мондриан». И это хорошо. Можно вспомнить свои лучшие байки про Инчмейла, перетасовать, кое-что припрятать в рукав и выкладывать по одной, чтобы разговорить Бобби. Холлис никогда не спрашивала об этом Инчмейла, но не сомневалась, что он также при необходимости рассказывает байки про нее.

И не беда, что Бобби тоже музыкант, пусть не в традиционном смысле: не играет и не поет, а разбирает чужие вещи на фрагменты и соединяет по-своему. Холлис не имела ничего против, просто, как генерал Боске, глядящий на атаку легкой кавалерии, считала, что это не война