Страхов много, смерть одна - стр. 16
В этот вечер отец Александр задержался в церкви допоздна. Приготовления к утренней службе затянулись. Он спешил, делая последний обход и задувая свечи. И поначалу не расслышал тихий стук в дверь. Священник вздрогнул от неожиданности, когда стук повторился. Выхватив из кандило последнюю горящую свечу, он направился к выходу. Минуту продолжалась тишина. Клирик стоял, прислонив ухо к замочной скважине, и пытался в шуме ветра уловить хоть какое-то движение. И вдруг услышал:
– Умоляю вас, откройте…
– Что? – свеча пошатнулась в руке священнослужителя. Он отошел назад.
– Заклинаю всеми святыми, пустите меня в храм…
– Кто вы?
– Я такой же, как и вы… тоже священник, отец Мирон, – отрешенный и полный трагедии голос дрожал. – У меня есть свой приход под Кингисеппом. Я здесь по недоразумению господнему… Наказанный презрением Всевышнего, я вынужден скитаться, – за каждым словом чужака чувствовались слезы.
– И вы хотите, чтобы я пустил вас в храм? На дворе ночь. Вам следовало бы ступать по своим делам. Возвращайтесь, куда шли.
– Сюда и шел. Я молю о прощении Всевышнего, – голос стал прерывистым и хриплым, словно говорившему не хватало воздуха.
– О каком прощении вы говорите… Почему именно здесь? Я служитель церкви Симона Кананита, но не Господь Бог, чтобы прощать! – отец Александр замолчал, ожидая ответа на свою громкую тираду. Но услышал тишину.
– Уходите прочь, – буркнул он и зашагал обратно в зал.
По дороге он думал, что все это ему почудилось. Служение истощает нервную систему. Это он понял наверняка, ведь последний год дался ему особенно тяжело. Год был богат на мертвецов, и каждое отпевание давалось ему тяжелее предыдущего, забирало много сил и энергии. Отчего он становился раздраженным и почти не реагировал на просьбы прихожан.
Мало ли что после всего пережитого могло ему показаться в темном помещении храма? Да и возраст. В его годы слух оставлял желать лучшего.
– Пусти меня внутрь, церковник!
Дикий, угрожающий крик сотряс стены храма и дверь, в которую чужак начал судорожно долбиться. Где-то вдалеке послышались раскаты грома.
– Ты что не слышишь, тварь?! Пусти меня немедленно, а не то вся местная округа скоро будет знать о делах амурных совратителя в монашеской рясе!
Отец Александр почувствовал, что теряет остатки хладнокровия. Страх приближался к нему стремительно и беспощадно.
– Приход давно закрыт. Убирайтесь, – промямлил клирик и подумал о том, что таким голосом мог отогнать только мышь.
На поверку обычный сумасшедший, место которому в палате «больницы для скорбных главою». Но от чего тогда так сердце прыгает в груди, и пальцы леденеют, хотя и держат горящую свечу?
Вдруг раздался звон бьющегося стекла. Шум дождя и ветер ворвались в храм.
– Пожалуйста, пустите меня, – злобный вопль сменился мольбой. Теперь его обладатель стоял у разбитого окна. В колышущемся пламени свечи священник увидел его лицо. Неприятное, рыхлое, в ужасных морщинах и оспинах, и совершенно безумные глаза. Его трясло словно в треморе.
– Мне нужно внутрь, – незнакомец был жалок. В истрепанной черной рясе, насквозь промокший, он продолжал трястись и плакать.
– Вы должны меня пустить… Сам я не могу… Мне нужно, чтобы вы пригласили меня и позвали епископа. Хотите, я встану перед вами на колени?
– Что вы несете? Вы в своем уме?