Стоянка поезда – двадцать минут. Роман - стр. 8
– Ну, это значит, чтобы, – начал было объяснять Толян, но дядя Лёха перебил:
– Трудно нашенским это растолковать вашенским. Лучше смотри, как я делаю, и запоминай, – дядя Лёха плеснул в стакан спирта, поднёс к губам, выдохнул и выплеснул содержимое в рот. – Запомнил?
– Я-я, то есть да-да, – немец не без восхищения смотрел на дядю Лёху.
«Интересный гансик», – поедала глазами смазливого парня-иностранца крашеная деваха. Чуть погодя, пригласила покурить в тамбур, но тот отказался, объяснив, что некурящий.
– Спортсмен, значит? – деваха пододвинулась к Вилли, заглядывая тому в глаза.
– Да, немножко вроде того.
– По каким видам?
– Немножко лыжи. Горные лыжи. Слалом. Немножко плавание.
– Плавание – это хорошо, – довольно мотала головой деваха, чувствуя, как кружится голова. Намешала, дурочка, на халяву. Сначала красного вина в вагоне-ресторане с мужиком из крайнего купе, теперь ещё и спирта дёрнула… – А где плаваешь?
– О, бассейн зимой, а летом парк Нойзеенланд. Там классный пляж.
– Какой, какой парк?
– Нойзеенланд.
– Ужас. Язык сломать можно. А у нас в парке только деревья и кусты. У нас в парках не купаются. У нас там, в основном, бухают.
– Что делают?
– Непонятливый ты, Гансик, бухают, значит, пьют. Водку пьют, – показала она пальцем на стаканы.
– Я не Гансик, я Вилли, – на парня благоприятно подействовал «Рояль». Он начал проявлять интерес к разговорчивым вахтовикам, девахе и мальчику, предложив даже подержать в руках свою видеокамеру, но предостерёг вахтовик дядя Лёха:
– Смотри, уронит и разобьёт. Будет тебе потом и кино, и титры…
А раздобренный дружеским обхождением и чупа-чупсами мальчишка настырно тянул камеру за ремешок:
– Дай поиграть, ты же обещал!
Подоспела из соседнего купе мама Люда и утянула мальца за руку…
– Пускай бы посидел. Не мешает ведь, – попытался встрять дядя Лёха.
– Ну, прямо, не мешает. Мал он еще для таких посиделок.
– Да и сами бы посидели.
– Спасибо!
Деваха хихикнула. Потом, вдруг сделав серьёзное лицо, тоже засобиралась:
– Ну, ладно, мальчики, пора и честь знать. Пойду я до дому, до хаты.
– А где хата? – полюбопытствовал второй вахтовик, менее разговорчивый, чем дядя Лёха.
– В восьмом вагоне.
– Ну, уж вы-то не покидайте наше мужское общество, чем богаты, тем и рады. Посидите с нами. О себе расскажите. Нам интересно, – зауговаривали гостью вахтовики.
– Так уж больно интересно? Сами-то откуда и куда?
– Домой возвращаемся с вахты. Золотари мы.
– Кто? Золотари? – деваха вдруг громко расхохоталась.
– Что смешного? – не поняли мужики.
– Да, у нас так называют тех, кто, пардон, – она глянула на Вилли, – уборные на улице чистят, то есть, туалеты, – деваха конкретно объяснила значение окончания фразы немцу.
– А-а, – миролюбиво протянули почти в голос вахтовики, – ну, так для нас это не новость. Мы золото моем на прииске.
– Прилично хоть платят? – поинтересовалась деваха.
– Жёны не обидятся, – не без гордости признался Толян.
– Всё, что зарабатываем, сразу переводим по почте домой, – вдруг уточнил дядя Лёха, кинув взгляд на Толяна.
– Ждут вас женщины-то ваши?
– А как же, конечно, ждут.
– Любят, значит?
– А как же, конечно, ждут.
– Значит, теперь домой?
– Домой.
– На отдых?
– Ага.
– Надолго?
– Месяца на два.
– А потом?
– Опять на полгода.
– Спиртиком сильно не увлекайтесь, – неожиданно сказала деваха, как-то доверительно, словно проникнувшись к мужчинам-работягам, которые не бьют баклуши дома, а едут за тридевять земель заработать на хлеб. И сказано это было незнакомой девушкой незнакомым людям с какой-то потаённой чисто бабской, что ли завистью…