Стоп. Снято! Фотограф СССР. Том 3 - стр. 23

– Точно хочешь фотографироваться?

– Да!

– Тогда…

Разворачиваюсь к ней и ерошу её причёску.

– Ты что делаешь?! – вскрикивает она. – Два часа укладки!

– С ней ты выглядела чудовищно, – говорю. – У меня объектив бы от такого треснул.

Мы встречаемся у Центрального городского пляжа. Даже в будни он забит народом. Мужчины и женщины всех возрастов лежат плотно, словно шпроты в банке, а между них носятся с визгом счастливые дети.

Реку в черте города перегородили плотиной для каких-то хозяйственных нужд, и она разлилась подобно озеру. К июлю вода зацветёт, заполняясь мелкими и противными водорослями, но сейчас выглядит ещё прилично.

Прямо перед нами приземистый корпус прибрежного ресторана с гордым названием «Крейсер». Открытая веранда действительно немного напоминает палубу. Справа от него располагается яхт-клуб. Путь перегорожен ржавым шлагбаумом с висящим на нём знаком «Въезд воспрещён».

Мы с Кэт перешагиваем через него и идём по хорошо накатанному просёлку.

– Нас не турнут? – уточняю.

– Мы с отцом тут каждые выходные катаемся, – машет ладошкой Кэт, – не переживай.

Дорожка неожиданно выныривает к небольшой пристани. Возле деревянного пирса качаются яхты. Немного, всего восемь штук. Не Черноморское побережье, конечно, но выглядят симпатично. Белые корпуса с тщательно нарисованными синими цыфрами, тонкие, уходящие в небо мачты. Чувствую, как внутри начинают шевелиться идеи.

Сегодня я не планировал ничего серьёзного, рассчитывая просто «пристреляться», а заодно зацепить Кэт на крючок любопытства. Но мозг любого художника работает отдельно от тела в каком-то особом автономном режиме. Он сам создаёт образы, которые требуют воплощения.

«Пограничный Господь стучит ко мне в дверь», – пел про это Гребенщиков. Нет, ещё не пел, споёт года через четыре, хотя возможно уже сочинил.

Стройная и худая фигура Кэт покачивается при ходьбе как мачты.

– Разувайся, – говорю.

– А тебе не больно? – спрашивает она с фальшивым сочувствием.

Ей очень хочется, чтобы я сказал «не больно».

– Мне нормально, – вынимаю из рюкзака камеру. – Разувайся.

– А давай, я встану вот так…

– Кэт, – говорю, – давай ты посмотришь, что сегодня получится. А на следующей съёмке сама решишь, командовать или слушаться.

Бинты немного мешают настройке, но не критично. Хорошо, что замотана левая рука.

У Кэт большие ступни и она этого немного стесняется. Глупая, это придаёт её фигуре ту самую ранимую, чуть детскую неуклюжесть, от которой мир моды млел все семидесятые.

Сам я предпочитаю другой типаж, более спортивный и позитивный, но в кадре Кэт очень хороша. Она идёт по неровным, чуть выщербленным доскам пирса. Гротескно высокая и тонкая фигура на фоне рвущихся к небу мачт.

– Голову вниз… коснись рукой борта… подними подбородок… Это платье тебя уродует, – злюсь я.

Кэт словно ждёт этой фразы. Она разворачивается и стягивает платье через голову, оставаясь в крохотном купальнике. Только трусики и лифчик чёрного цвета. Явно забугорного происхождения. Модельера любого советского швейного предприятия за такое изделие сняли бы с работы, предварительно выгнав из партии.

Грудь у Кэт небольшая, бёдра узковаты, зато сами ноги длиннющие и безупречной формы.

– Так лучше? – хлопает она ресницами.

– Вот ты где! – доносится со стороны тропинки, – а я то тебя везде ищу. Ты, вроде с отцом собиралась встречаться?