Стоп. Снято! Фотограф СССР. Том 2 - стр. 21
Острый ум и избыток свободного времени – страшное сочетание. Грибову стало любопытно, он начал присматриваться ко мне, и теперь пытается впихнуть свои наблюдения в рамки собственного понимания.
Где-нибудь в Штатах решили бы что я сатанист или жертва похищения пришельцами. А тут свои "страшилки". Идеологические. В СССР лучше быть рептилоидом, чем диссидентом. Выкручиваться пора.
– Сергей Игнатич, я вам признаться хочу.
– В чём? – радуется капитан.
– Кажется, я влюбился.
– Так это нормально… В твоём возрасте.
– Я в Марину Викторовну влюбился, – трагически восклицаю, – разве это правильно?! Кто она, и кто я?! Взрослая женщина… Начальница моя…
Сейчас главное не переборщить. Капитан не зря в драмкружке занимается. Хреновую игру может и раскусить.
– В Подосинкину?! – Грибов от неожиданности обжигается чаем.
– С первого взгляда, – киваю.
– Бегом поэтому занялся? – додумывает капитан.
– Впечатление хотел произвести, – вздыхаю, – а потом втянулся. Вы только Николаю не говорите, он же меня по стенке размажет. Он к ней тоже неровно дышит, вы в курсе?
– Да знаю я, – отмахивается капитан, – всю плешь уже проел мне своей редакторшей. И ты туда же… Вот ведь "фам фаталь"…
– Комсомолка, спортсменка… – подсказываю.
Капитан озадачен. Все его наблюдения прекрасно укладываются в новую схему. При этом в ней нет ничего уголовно наказуемого. На меня он смотрит с опаской, как на душевнобольного. Знает, что такое подростковые чувства. Хотя у него же Степанов под боком…
Самое ценное, что он со мной снова откровенен.
– Ты насчёт политеха уверен?
– Мне товарищ Молчанов сказал, что хороших инженеров в стране много, а хороших фотографов по пальцам пересчитать, – безбожно перевираю слова первого секретаря.
– Товарищ Молчанов… – хмыкает милиционер, – приятно, конечно, когда тебя такой человек поддерживает. Но ты своей головой думать должен.
– Так вы тоже мне советуете…
Капитан морщится, попав в собственную логическую ловушку.
– Я не советую, я предостерегаю, – говорит он, – вокруг редакции, и этой твоей Подосинкиной какая-то ерунда творится. И ты уже влез в неё по самые уши. Туристы из ниоткуда. Кражи, которые никто не хочет раскрывать. Фотокамеры из прошлого… Доказательств у меня нет. Но если окажется, что ты в этом замешан, тогда не спасёт тебя ни мам, ни золотая медаль, ни любовь твоя белокурая.
– Да я…
– Алик, – говорит капитан с доброй улыбкой Дзержинского, – я пока на твоей стороне. Учти, безнаказанность и влюблённость – плохие союзники. И если ты оступишься, я тебя выручить не смогу.
– Спасибо за чай, товарищ капитан, – отвечаю, – пойду я. Мама волноваться будет.
Разговор с Грибовым оставляет неприятный осадок. Скрытым ницшеанцем, сектантом или психопатом он меня больше не считает. Но его последняя фраза до сих пор звучит у меня в голове.
"Я буду присматривать за тобой", – сказал мне капитан. Вот уж не было печали!
Играть в детектива Грибов может сколько угодно. К происшествию в газете он меня не привяжет никаким образом. Официально кражи не было. Дело не заводилось. Разве что пальчиком погрозит и скажет "а-я-яй". Что он, собственно, и делает.
Вот мои невинные манипуляции с книгами уголовно наказуемы. Как там в частушке: "Неужели ж нас посадят… да за такие пустяки?" Юное сердце Алика Ветрова колотится от переполнившего его волнения. А в моём взрослом циничном мозгу вместо страха просыпается злость.