Столицы. Их многообразие, закономерности развития и перемещения - стр. 9

Реконструкция истории возникновения европейских столиц создает предпосылки для более адекватного взгляда на историю европейских наций и формирование национального самосознания, в генеалогии которых столицы принимали активное участие, а также на различные стратегии территориального и национального развития. Понимание символических элементов и аспектов возведения и жизнедеятельности столиц могут пролить новый свет на конкретные идеи и пути становления наций и национализма.

С концепцией идентичности тесно связано национальное пространственное мышление и национальные языки географического самоописания. Выбор столицы, помимо социально-политической прагматики, может определяться также этим национальным пространственным мышлением или даже пространственным бессознательным культуры. Именно национальное понимание и интуиции пространства во многом определяют логику обустройства и характер и механику восприятия пространства государства. В некоторых ситуациях именно пространственное бессознательное – бессознательные образы пространства и законы их конструирования – оказывает осязаемое или даже решающее влияние на политические построения и институты.

Выбор столицы в качестве центра или ее перенос – это своего рода акт конструирования образа пространства всей страны или всей нации в целом. Идентичность нации неизбежно служит одновременно источником и продуктом такого конструирования социального пространства. Конструирование пространства через выбор центра или столицы также сопряжено и с конструированием времени, о чем более подробно пойдет речь в одной из следующих глав книги.

Вопрос о столице поэтому – это, помимо всего прочего, всегда еще и вопрос о самом нашем мышлении о пространстве, которое специфично для различных стран и регионов мира и укоренено в национальной психее.

В этой связи стоит еще раз задуматься об уникальности российского пространственного мышления, в том числе и о свойственных ему фобиях, инерционных представлениях о государственности, концепциях центра и периферии, столице и захолустье, которые также органически вписаны в дискурс о столице и ее возможной смене. На мой взгляд, именно эти пространственные понятия и категории, возможно, лежат в основе некоторых устойчивых политических представлений и ориентаций, и их необходимо эксплицировать и расшифровать для более полного раскрытия нашей темы.

Пространственное мышление в целом играет особую роль в российской концепции идентичности, быть может, более важную, чем для большинства других народов. Россия – это страна, сосредоточенная на пространстве, зачарованная пространством, но часто и обманутая этим пространством. Не вполне отрефлектированная пространственная идентичность, возможно, лежит в основе многих широко распространенных российских географических представлений о самих себе. Амбивалентная и нестабильная концепция российской идентичности, бросающаяся в глаза в языках самоописания в сферах политики, религии и морали и включающая в себя множество противоречащих друг другу характеристик (страна богатая и бедная, великая и ничтожная, индивидуалистическая и общинная, аристократическая и простонародная, самая вольная и самая рабская), возможно, имеет одним из своих истоков пространственную неукорененность и неустойчивость. Концепции России как Евразии, Скандовизантии, Славянотатарии как будто также подчеркивают амбивалентность российской идентичности и ее привнесенный характер. И эта болезненная амбивалентность распространяется далеко за пределы чисто географических описаний и находит свое отражение и в сегодняшних спорах о новой столице страны.