Стокгольм delete - стр. 8

Эмили подчеркнула несколько слов и потянулась было за папкой со справочными материалами, но рука застыла на полдороге.

Прежде чем искать параграфы и преюдикаты, надо порассуждать. Вдуматься в вопросы. Поискать этические ловушки.

Разве не должен адвокат узнать как можно больше о своем клиенте? Снять копию с паспорта, проверить, не служит ли сделка противозаконным интересам? И разве может считаться постоянным клиентом человек, обращавшийся в бюро всего один раз, к тому же десять лет назад? Когда возникли отношения «адвокат – постоянный клиент» и возникли ли вообще? И как быть с правилами финансовой инспекции, препятствующими отмыванию денег?

Она открыла лежащий на столе пустой блокнот и начала делать заметки.

В дверь постучали – пора. Двадцать минут прошли быстрее, чем она думала. Она успела более или менее обдумать ответы. Помимо случая с мистером Шеффилдом и Миа Мартинссон, было еще четыре примера. Общность интересов сотрудников адвокатского бюро, опрос свидетелей, вопросы управления. Пристрастность и как ее избежать.

Экзаменатор – адвокат лет шестидесяти с неправдоподобно тщательно подстриженными и по волоску расчесанными усами. И женщина, член комиссии, лет на десять моложе, но пытающаяся выглядеть на двадцать. Одеты строго: он в темно-синем костюме с галстуком, она тоже в темном, но винно-красном платье.

– Итак, начнем с Миа Мартинссон, – без улыбки, но добродушно сказал экзаменатор. – Как же ей следует действовать?

Это было две недели назад.

А сегодня Эмили ждет работа, но сосредоточиться невозможно. Почему они молчат?

Зазвонил телефон, она схватила трубку.

– Привет, это мама.

– Привет.

– Как дела?

– Я думала, это оттуда звонят. Сегодня должны сказать.

– Что? Что-то по работе?

– Можно и так сказать. Сдала ли я экзамен. Если да, то я адвокат.

– Как здорово, поздравляю. А зарплату повысят?

– Я же сказала – ответа пока нет. А насчет зарплаты… вряд ли. В этом бюро – вряд ли. Но практически это значит очень много. Я могу быть самостоятельным адвокатом в суде. Не помощником адвоката, а адвокатом. С точки зрения денег… значение символическое. Но мне важно, что я окончательно оперилась.

– Конечно, конечно… очень интересно.

Голос матери звучал как-то отсутствующе, и Эмили поняла: что-то не так.

– А у тебя как дела?

– Так себе… – светские интонации исчезли. – Я не видела отца уже три дня.

– Как раньше?

– Пожалуй… да, как раньше. Ночью куда-то ушел и не вернулся. Ты не могла бы к нам заглянуть в выходные?

– К вам?

– Ну да, к нам.

– И папа будет?

Мать внезапно замолчала.

Так было всегда. Пока она росла и взрослела, у отца все время были проблемы с алкоголем. Запои. Она поняла это, только когда стала жить самостоятельно, поступила в Стокгольмский университет и научилась думать и анализировать.

Но она представляла, что может выкинуть отец.

Представляла, что может выкинуть она сама в критической ситуации.

Но в бюро об этом ни под каким видом знать не должны.

Эмили повесила трубку. Посмотрела в круглое зеркало на торце книжных стеллажей. Темно-русые волосы с пробором зачесаны за уши. Почти никакого макияжа. Точнее сказать, сегодня не «почти никакого», а никакого. Зеленые глаза все равно кажутся огромными.

Надо, надо съездить в Йончёпинг. Попробовать поговорить с отцом, что-то решить. Раз и навсегда.