Сто способов сбежать - стр. 22
– Именно! Именно так, – елейно пропела Наталья Сергеевна. – А вести его будет Алиночка.
Видимо, этот день решил окатить Марину Витальевну максимально широким спектром эмоций, потому что теперь щеки у нее залило румянцем, а дыхание сбилось от разочарования, возмущения и вскипевшего было чувства несправедливости, которое, впрочем, очень быстро привычно откатило назад.
– Алиночка, – повторила Наталья Сергеевна, окончательно заколачивая маленький гробик надежды Марины на желанную роль ведущей книжного клуба, – моя племянница. Ну вы ее помните, она как раз в этом году оканчивает литературный институт, и ей очень нужна практика, вы же понимаете.
– Да-да, – кивнула Марина, понимая.
– А еще она сейчас учится на дополнительных курсах литературных критиков. Очень модные курсы, там еще ведет этот… да как же его… совершенно выпал из головы… подскажите, дружочек, ну, у него еще книга про скелеты там, рога какие-то… динозавры, что ли…
– Кадавры, – тихо сказала Марина Витальевна, глядя в линолеум.
– Очень хорошая девочка, очень умненькая, – с гордостью подвела итог Наталья Сергеевна. – В общем, начинаем со следующего вторника, будем встречаться раз в месяц. Пойду порадую остальных коллег.
Так начались Маринины мучения. Каждый второй вторник каждого месяца она, человек, выросший в правилах, впитавший правила и не мысливший жизни без правил, указаний и указателей, страдала, как на эшафоте, маялась, терзаемая этими самыми правилами, материализовавшимися в учительской в виде племянницы авторитарного завуча, старательно заготавливающей для нее самые изощренные виды пыток, практически казнь. Пусть и не буквальную, но кто знает, что было бы хуже.
В первый раз Марина примчалась на заседание книжного клуба, еще ничего не подозревая, предвкушала, радовалась, готовилась и даже записала в блокнотик список книг, которые ей хотелось обсудить с коллегами и блеснуть эрудированностью – одну из них она прочла на языке оригинала. Про Алиночку она как-то забыла, книжки вытеснили из ее головы племянницу Натальи Сергеевны – клуб ведь был ради книг, а Марина любила читать. Ей хотелось делиться, спорить, размышлять, восхищаться, а иногда и критиковать самую чуточку – она ведь имела на это право как опытный и посвященный читатель.
В учительской галдели, смеялись, звенели чашками, шумел электрический самовар, кто-то громко разговаривал по телефону, объясняя ребенку, где именно найти в морозилке пельмени: учительские дети редко видели мам, зато отлично самостоятельно готовили, стирали и убирали с самого раннего возраста. Вероника Альбертовна поливала цветы на подоконниках, Валерия Викторовна дула, прищурившись, в пустую сахарницу, пытаясь избавиться то ли от остатков сахара, то ли от накопившейся за лето скончавшейся там моли. Пахло яблочной шарлоткой, мелом и половой тряпкой – началом учебного года.
– Мариночка Витальевна! – бросилась к Марине навстречу преподаватель домоводства.
– Здравствуйте, Валентиночка Викторовна! Как вы загорели! Ой, и Верочка Васильевна здесь!
– И Евгеничка Пална тоже придет!
– Да что вы говорите! Как славно!
Это тоже было из внутреннего негласного свода правил педагогического коллектива: все знали друг друга вдоль и поперек, но обращались непременно на «вы», даже если встречались на рынке, в бане и на вечеринках, и единственным послаблением и признаком допуска в тайный учительский орден были уменьшительные формы имен, употребляемые, однако, исключительно с отчествами.