Размер шрифта
-
+

Стихотворения. Поэмы - стр. 17

Мы будем раздавлены странным внезапным покоем,
Придется сидеть и гадать – отчего мы не стали
                                                          спокойней?
Куда уж там петь или плакать по мертвым героям.
А наши красавицы жены привыкли
                                         к военным изменам,
Но будут нам любы от слез чуть припухшие веки,
И если увижу прическу, дыша свежескошенным сеном,
Услышу неверную клятву: навеки, навеки!.. —
Нет, места себе никогда и нигде не найду во вселенной.
Я видел такое, что мне уже больше не надо
Ни вашего мирного дела (а может быть, смерти
                                                мгновенной?),
Ни вашего дома, ни вашего райского сада…
1942

Белый день*

Камень лежит у жасмина.
Под этим камнем клад.
Отец стоит на дорожке.
Белый-белый день.
В цвету серебристый тополь,
Центифолия, а за ней —
Вьющиеся розы,
Молочная трава.
Никогда я не был
Счастливей, чем тогда.
Никогда я не был
Счастливей, чем тогда.
Вернуться туда невозможно
И рассказать нельзя,
Как был переполнен блаженством
Этот райский сад.
1942

«Немецкий автоматчик подстрелит на дороге…»*

Немецкий автоматчик подстрелит на дороге,
Осколком ли фугаски перешибут мне ноги,
В живот ли пулю влепит эсэсовец-мальчишка,
Но все равно мне будет на этом фронте крышка.
И буду я разутый, без имени и славы,
Замерзшими глазами смотреть на снег кровавый.
1942

«Я много знал плохого и хорошего…»*

Я много знал плохого и хорошего,
Умел гореть, как воск, любить и петь,
И наконец попал я в это крошево.
Что я теперь? Голодной смерти снедь.
Судьба права: не мне, из глины взятому,
Бессмертное открыто бытие,
Но – боже правый! – горько мне, крылатому,
Надеяться на слепоту ее.
Вы, пестуны мои неосторожные,
Как вы меня забыть в беде могли?
Спасибо вам за крылья ненадежные,
За боль в плечах, за белизну в пыли,
За то, что ни людского нет, ни птичьего
Нет заговора, чтобы вкось иль ввысь
На островок рвануться, и достичь его,
И отдышаться там, где вы спаслись.
1942

«Чего ты не делала только…»*

Чего ты не делала только,
     чтоб видеться тайно со мною…
Тебе не сиделось, должно быть,
     за Камой, в дому невысоком,
Ты по́д ноги стлалась травою,
     уж так шелестела весною,
Что боязно было: шагнешь —
     и заденешь тебя ненароком.
Кукушкой в лесу притаилась
     и так куковала, что люди
Завидовать стали: ну вот,
     Ярославна твоя прилетела!
И если я бабочку видел,
     когда и подумать о чуде
Безумием было, я знал:
     ты взглянуть на меня захотела.
А эти павлиньи глазки́ —
     там лазори по капельке было
На каждом крыле – и светились…
     Я, может быть, со́ свету сгину,
А ты не покинешь меня,
     и твоя чудотворная сила
Травою оденет, цветами подарит
     и камень, и глину.
И если к земле присмотреться,
     чешуйки все в радугах. Надо
Ослепнуть, чтоб имя твое
     не прочесть на ступеньках и сводах
Хоро́м этих нежно-зеленых.
     Вот верности женской засада:
Ты за́ ночь построила город
     и мне приготовила отдых.
А ива, что ты посадила
     в краю, где вовек не бывала?
Тебе до рожденья могли
     терпеливые ветви присниться,
Качалась она, подрастая,
     и соки земли принимала.
За ивой твоей довелось мне,
     за ивой от смерти укрыться.
С тех пор не дивлюсь я, что гибель
     обходит меня стороною:
Я должен ладью отыскать,
     плыть и плыть и, замучась, причалить,
Увидеть такою тебя,
Страница 17